Приветствуем вас в клубе любителей качественной серьезной литературы. Мы собираем информацию по Нобелевским лауреатам, обсуждаем достойных писателей, следим за новинками, пишем рецензии и отзывы.

О романе про Зулейху

После А.  Солженицына, а тридцать лет спустя –«Зоны» С. Довлатова, рассказов В. Шаламова и др.- лагерная тема в русской литературе – не нова.
Появившись в 60-е, найдя продолжение в постперестроечный период, она становится модной и сейчас.
 
Тем интереснее факт, что автор новой книги – женщина. Однако лагерная тема здесь не главная. «Зулейха открывает глаза» писательницы Гузель Яхиной относят к женской литературе. Она вполне соответствует этому критерию, если учесть, что главная героиня – женщина, и социальная трагедия прошлого века проходит через ее личную судьбу.

Начало повествования захватывает.

Тридцатилетняя Зулейха предстает в первой главе кроткой, тихой, добропорядочной женой. Ее сознание притуплено тяжелой ежедневной работой, побоями мужа, оскорблениями полоумной Упырихи-свекрови. Забитое существо полностью лишено права голоса уже потому, что она – женщина. Потеряв четырех дочерей еще во младенчестве, Зулейха находит утешение, тихо шепча их нежные имена про себя, украдкой навещает детские могилки на сельском кладбище, оставляет там кусочки пастилы, чтобы задобрить Духа, охраняющего покой умерших.

Но несмотря на такую невеселую завязку, роман не о смерти, а о жизни. Другой. В другом мире, с другими людьми, по другим правилам. Книга о том, как непредвиденно меняется жизнь затравленного человека.
Вместе с другими раскулаченными Зулейху отправляют на поселение в Сибирь.
 В суровой сибирской тайге с героиней начались фантастические превращения: хрупкая маленькая женщина, которую еще полгода назад ветер сдувал с ног вместе с вязанкой хвороста, -  превращается в сильную и ловкую богиню охоты Артемиду (вроде бы и паек был скудный, и внешние условия тяжелые – но отважная женщина силы обрела неимоверные - идет и на медведя, и волков не боится и метко белке в глаз с расстояния попадает.

При этом никаких глубоких внутренних переживаний, сопровождающих ломку характера, - не наблюдается.

В таежной глуши переживает ренессанс и доктор Лейбе. Сошедший с ума профессор медицины, не практиковавший десять лет, живший в питерской квартире под управлением кухарки Груни, - неожиданно обретает разум, проводит операции, становится акушером, терапевтом, диагностом, народным целителем.

 Другие персонажи  - абрисны. Слабые диалоги не дают возможность увидеть глубину характера героев, их объемность.
Это пара питерских интеллигентов, ленинградский художник Иконников, который не любил соцреализм. Очень. Не видел он в нем публицистической страстности и справедливой критики капиталистического общества.  Не Красную площадь изображал, а Париж и Эйфелеву башню.
В романе оттенков красного много. И все негативные. Они падают витиеватыми словесными каскадами, в виде сравнения территории советской страны с «алым пятном, похожем на беременного слизня» или опускаются кроваво-красным знаменем на потолке, расписанном Иконниковым.
Такие образные зарисовки дают читателям повод видеть в книге исторический мазохизм, злобную клевету  на советскую действительность. Другие соглашаются с горькой правдой о страшном кровавом времени.
Те, кто относят роман к женскому, уповают на то, что в книге главная тема - история любви на фоне сталинских репрессий.  На самом деле все не так однозначно.
Это вовсе не лав стори Игнатова и Зулейхи на фоне сталинизма.
Если говорить о Любви, то – о материнской. Беззаветной, жертвенной. Любовь к сыну Юзуфу, родившемуся в далеком таежном лесу -  описана ярко, пронзительно, заставляет проникнуться.
Зулейха-мать вызывает симпатию.

Что касается лагерной темы в историческом аспекте, то здесь нет, как в культовой повести Солженицына, -  описания лагерной жизни на примере одного дня из жизни заключенного: «от света до света», от подъема до отбоя. С деталями, подробностями, событиями, фактами жизни переселенцев, где точка зрения главного героя дополняется  авторским видением, его размышлениями о пережитом. В итоге повествование приобретает историко-документальный характер.


Автор «Зулейхи…» скользит по историческим страницам на эмоциональном уровне.
30е годы. Полным ходом идет коллективизация, дает плоды   культурная революция и политика ликбеза – а в татарской глубинке  остаются незыблемыми древние патриархальные  традиции. И дело не только в нежелании даже под страхом смерти расстаться с частной собственностью, нажитой упорным трудом. То, что «мое» и в казачьей станице было святым святых - достаточно вспомнить деда Щукаря, так и не отдавшего в колхоз свою кобылку. В этом мире других, сформировавшихся столетиями понятиях гендерных ролей, – женщина – рабыня, предназначение которой - рожать детей, ублажать мужа и благодарить Бога за то, что день был прожит и была пища, а в студеную январскую ночь в окна не дуло, потому что «хороший муж Муртаза законопатил окна», а если и побил за какие грехи, то к счастью, не покалечил.

Личностная катастрофа Зулейхи началась, когда ее в 15 лет выдали замуж за 45-летнего мужчину, - сурового, жестокого и работящего. Она жила в мире Зла, где патриархальный маскулинный механизм был ценной традицией. Модель поведения, когда осуществлялось угнетение одного пола другим - была абсолютно нормальной, а сопротивление – немыслимым.

Жизнь перешла в другое русло в тот день, когда Зулейху вместе с другими раскулаченными депортировали в Сибирь. Она очутилась в непривычном мире – страшном, чужом и пугающем, но он не заканчивался за околицей и калиткой своего двора. Он открыл глаза на других людей, другие отношения, заставил поверить в себя.

А что бы было, останься она в глухой татарской деревне? – побои мужа, ненависть со стороны свекрови, заготовка дров в метель и стужу.

 Один из критиков отметил, что роман Яхиной  – о   женщине Востока, сбросившей с себя паранджу. Парадокс в том, что «паранджа сброшена» в ГУЛАГе, в результате политики депортации. Этот последний факт и вызвал неприятие со стороны тех собратьев по перу и критиков, которые упрекают писательницу в «колониальном» взгляде, отказе от патриархальных традиций в угоду социалистической «модернизации». Если бы паранджа была сброшена в результате гендерной политики - в советское время она имела место быть - женщины получили доступ к рынку труда, высшему образованию, – океан страстей не стал бы таким бурным.

Идея феминизма проходит в романе красной нитью. Некоторых она раздражает. А те рецензенты, которые раздражения сдержать не могут, особое внимание уделяют тому, что автор не писаТЕЛЬ, а писательНИЦА – то есть гендерной принадлежности.

Например, исторический писатель Вахит Имамов так и заявляет, что для описания медицинских тонкостей или процесса строительства землянки «у женщины ума не хватит». И резонно добавляет, что «ей это и не нужно».

Позиция в комментариях не нуждается.

Вопрос же о морально-этической оценке (или переоценке) традиционных гендерных ролей сегодня актуален и вызывает споры.
 
Тем более, на многоэтническом постсоветском пространстве, где есть тенденции возврата к национальным истокам и традициям. При этом происходит столкновение с другими гендерными моделями, которые определяются как прозападные или как атавизм советского прошлого. С привкусом «насильственной русификации».

There are 3 Comments

Много дискуссий вызвал недавно прошедший сериал по книге. Фильм не смотрела.

Мне вот кажется, что если брать роман как цельное произведение, с языком, стилистикой, сюжетом, то он нормальный такой качественный, но как только мы начинаем подмешивать все околополитические рассуждения, сразу до романа никому уже дела нет. 

Думаю, что цельным произведение с "языком, стилистикой, сюжетом" быть не может, если в нем отсутствует идея, которая обобщает и язык и стилистику и сюжетную линию, плюс эмоциональный настрой. 

На мой взгляд, эта идея в романе есть - женская судьба на фоне сталинских репрессий.