Приветствуем вас в клубе любителей качественной серьезной литературы. Мы собираем информацию по Нобелевским лауреатам, обсуждаем достойных писателей, следим за новинками, пишем рецензии и отзывы.

История скрипки. Жауме Кабре. Я исповедуюсь

Жауме Кабре. Я исповедуюсь. / Пер. с каталанского Е. Гущиной, А. Уржумцевой, М. Абрамовой — М.: «Азбука-Аттикус», «Иностранка», 2015.
 
Жауме Кабре сейчас, наверное, самый известный в мире каталонский писатель. На языке, насчитывающем всего одиннадцать миллионов носителей, он сумел создать произведение, разошедшееся более чем миллионным тиражом. Во времена Франко, на которые пришла юность Кабре, судьба языка была непростой. Фактически он был просто запрещен — профессора изгонялись из университетов, книги уничтожались, и даже каталонские танцы были под запретом. Тем не менее в зрелые года Кабре делает выбор именно в пользу каталанского языка. Хотя запрет с него был снят, такой выбор по-прежнему не сулил ничего хорошо. Рассчитывать на хорошие тиражи можно было, только сочиняя по-испански. Но для Кабре сознательное обращение к малой национальной культуре оказалось важнее, причем он не осуждает тех коллег, которые выбрали испанский. Первый сборник рассказов Кабре опубликовал еще при Франко в 1974 году — каталанский язык в то время уже подвергался меньшим репрессиям. Цензура оказалась довольной мягкой, причем среди тогдашних цензоров встречались выдающиеся люди вроде будущего Нобелевского лауреата по литературе Камило Хосе Села. Цензура, свобода и несвобода — важные темы для Жауме Кабре, которых он часто касается в своем творчестве. Книга «Я исповедуюсь» отчасти тоже посвящена им, хотя больший акцент здесь делается на теме искусства и связи его со злом. Можно ли искупить великое зло — вот центральный вопрос, который заботит писателя в этой книге. «Я исповедуюсь», мировой бестселлер, — это огромное полотно о жизни вундеркинда в Барселоне, охватывающее годы с 1950-х до 1990-х. Главный герой учится музыке и языкам, взрослеет, теряет и обретает любовь и задумывается о природе зла, которое, как он узнает, совершает его родной отец.
 
Роман написан большей частью от лица этого самого вундеркинда, историка философии по имени Адриа Ардевол, который после смерти жены и на пороге собственного слабоумия вследствие болезни Альцгеймера обозревает всю свою жизнь, начиная с ранней юности. Адриа Ардевол признается, что родился не в той семье — родители его не любили. Его отец, владелец антикварной лавки Феликс Ардевол, в юности хотел пойти по религиозной стезе, благо тоже был вундеркиндом и знал с десяток языков, включая древнеарамейский. Но из-за женщины он религиозное образование бросил, а потом бросил и девушку, оставив ей дочь. Позже он стал владельцем антикварной лавки в Барселоне, каким его всю жизнь и помнил сын. Он был самым настоящим хищником в мире древностей и по всему миру охотился за редкими рукописями и статуэтками. За годы ему удалось скопить внушительную коллекцию, гордость которой — скрипка XVIII века работы Сториони из Кремоны. Эту скрипку он хотел оставить сыну, чтобы тот на ней играл. Неудивительно, что юность Адриа проходила в ненавистных ему уроках музыки. Родители были одержимы идеей сделать из него скрипача-виртуоза. Одновременно они со всей присущей им холодностью заставляли его изучать языки, и в итоге он тоже за отроческие годы освоил их около десяти штук. Однако скрипачом он так и не стал. После загадочной смерти отца и после того, как мать суровой рукой взялась управлять лавкой, Адриа с ней рассорился, решив стать историком. Его страстью всегда было чтение, а не музыка.
 
Так начинается его одиссея познания. Одновременно развиваются сложные отношения с еврейкой Сарой Волтес-Эпштейн. Они хотят быть вместе, но родители жестоко ссорят их, что влечет разлуку на долгие годы. Позже они будут жить вместе, Сара будет рисовать и организовывать выставки, Адриа будет преподавать в Барселонском университете и писать книги. Он напишет «Эстетическую волю», «Историю европейской мысли», займется проблемой зла, попробует сопоставить идеи различных философов, а под конец, поняв, что времени осталось мало, начнет писать историю своей жизни.
 
Все эти годы он будет пытаться разобраться в смерти отца. Перед его глазами постепенно вырастет облик человека беспринципного, многими ненавидимого. Так, Адриа узнает, что отец за копейки скупал редкости у бегущих от нацистов евреев, а потом точно так же за унизительные суммы выкупал награбленное у нацистов, когда те уже сами спасались от союзников после разгрома Гитлера. Его богатство — это богатство циничное, омерзительное. У скрипки Сториони, жемчужины коллекции Феликса, за которой уже давно тянется шлейф преступлений, похожая история. Она принадлежала одной еврейской семье, потом ее отобрали нацисты, после чего скрипку купил за бесценок отец Адриа. Зная эту историю от ряда свидетелей, жена Адриа Сара пытается заставить мужа вернуть скрипку законным владельцам. Адриа колеблется, его близкий друг Бернат, например, против этого, но в конце, когда Сара уже пережила первый инсульт, он соглашается вернуть скрипку. Главное для него — утешить жену, помочь ей обрести покой. Но пытающегося восстановить справедливость Адриа все равно обманывают мошенники — из той многочисленной когорты людей, которые по-прежнему хотели отомстить его отцу. В общем, скрипка никому не приносит счастья. Созданная гением для гениального скрипача, она переходит из рук в руки, многие из которых запятнаны кровью.
 
История Адриа — это история во многом несчастного человека, который был лишен полноценного детства. В юности он разговаривал не с родителями, а с воображаемыми друзьями — игрушечными шерифом Карсоном и вождем индейцев арапахо. И, похоже, он и на смертном одре готов советоваться с ними. При этом Адриа гений, как и его отец. Уже в юности он был способен прочувствовать силу искусства. Мало кто мог в его возрасте сказать, чего хочет, а вот Адриа уже к пятнадцати годам знал, что хочет читать и писать. В зрелые годы, въезжая в квартиру, он ее всю заставит книгами. Полки будут идти от пола и до потолка. Каждому языку — свое место. А у Сары будет своя комната-мастерская, где она будет рисовать. Обустройство этого жилища Кабре будет сравнивать с созданием мира Богом. Адриа на время найдет счастье, вот только отец не будет давать ему покоя. Он будет постоянно вспоминать о том, как отец был одержим древними ценностями. Отцу было совершенно неважно качество и предназначение предметов его коллекции, в частности, он однажды прямо заявил сыну, что ему плевать на то, насколько чудесно звучит скрипка Сториони. Главное — что она стоит целое состояние. Подобное отношение к искусству в соединении с чрезвычайной культурной одаренностью превращают Феликса Ардевола в очень странного гения, которого, наверное, не так уж легко встретить в мировой литературе. «Гений и злодейство» Пушкина здесь соседствуют и хорошо уживаются. Это вещи вполне «совместные». Своими руками Феликс никого не убивает, но без зазрения совести может отобрать последнее. Он читает по-древнеарамейски, но не умеет восхищаться культурным значением своих экспонатов. Он вечно в погоне за прибылью, но тратит ее исключительно на покупку новых вещей. Даже непонятно, нужны ли ему деньги. Он обучает сына музыке, но не имеет времени на то, чтобы ее слушать. Он маньяк, помешанный на идее ценности, но не похоже, чтобы он этой ценностью умел восторгаться, хотя бы как обычный поклонник-простолюдин. Сухой, холодный, в жизни не приласкавший сына, этот человек напоминает «собаку на сене». Понятно, что Адриа Ардеволу нелегко принять отца таким.
 
Центральная тема книги Кабре — это покаяние и попытка искупления смертного греха. По ходу повествования автор делает многочисленные отступления, причем без переходов и пояснений, то в средние века, когда лесоруб из Пардака отправлялся рубить дерево для будущей скрипки, то в мастерскую пока еще безвестного Сториони, то в монастыри, где находили пристанище преследуемые, то в Освенцим, где нацистские врачи проводили бесчеловечные опыты. История одного такого врача, кстати, рассказана довольно подробно. После победы союзников он сменил имя и попытался найти пристанище в монастыре, а потом, опасаясь разоблачения, отправился в Африку, где построил примитивную больницу и потом работал в ней сорок лет, питаясь ежедневно одной только клейкой кашей из местных невзрачных злаков. Его история — это история полного и безоговорочного признания вины и попытки добрым делом хоть как-то искупить грех. Он понимает, что никакой бог его не простит и что попадет он прямиком в ад, однако пытается сделать хоть что-то. А когда далекий мститель подсылает ему убийцу, он нисколько не удивляется. Подобных ответвлений сюжета в книге немало, но они никогда не рассказываются в прошедшем времени. Для Кабре все это единая история, которая никогда не прерывается и повторяется из века в век. Не поэтому ли главный герой Адриа Ардевол занимается историей идей, чтобы постичь законы времени?
 
Жауме Кабре в Адриа Ардеволе выводит человека, способного на настоящий гуманистический подвиг. Он не делает ничего громкого и показного, не спасает евреев и цыган, не противодействует распространению ядерного оружия, не занимается миротворческой деятельностью. Но он совершает нечто не менее важное — принимает на себя чужую вину. Фактически он наследует и искупает грехи отца, несмотря на то, что живет в совершенно секулярный век и, следовательно, чужд идее первородного греха. Ради любви и ради душевного спокойствия Адриа Ардевол возвращает скрипку Сториони ее предположительным владельцам. Десятилетия занятий философией и языками не отвратили его от стремления к простой и понятной справедливости, которую, как известно, философия могла бы и запутать, ибо даже у самого гнусного зла фашистов имелись защитники-философы. Адриа Ардевол прочно стоит на земле твердых и ясных понятий. Лишь болезнь Альцгеймера способна затуманить его разум.
 
Жауме Кабре, без сомнения, принадлежит к самому достойному ряду писателей-гуманистов, и время покажет, удержится ли он в компании титанов вроде Томаса Манна и будут ли его читать спустя годы. Текущие заслуги, впрочем, уже очевидны — каталонский автор сумел создать сложное, многослойное произведение-бестселлер, которое при этом не является развлекательным чтением для отдыха. Наоборот, «Я исповедуюсь» призывает оглядеться и задуматься над тем, а так ли мы далеки от идеологических преступников, которых так много было в двадцатом веке.
 
Сергей Сиротин
 
Опубликовано в журнале "Урал" (№2, 2017).

There is 1 Comment

Хорошее произведение, согласен)