Терпимость — религия будущего. Терпимость основана на настоящем уважении к ближнему. Вне терпимости нет свободы. Существование единой религиозной истины, в силу природы её, не исключает разнообразия форм её восприятия и понимания. Терпимый китаец говорит: «Брат, как прекрасна твоя религия!»
Ещё очень не скоро тысячелетнее развитие культуры приведёт к рождению толерантности. До сих пор единственным чистым источником её является искусство. Искусство не знает фанатиков. Искусство вовсе не бесхарактерно, но оно беспартийно, и впереди всех разновидностей его стоит музыка.
<...>
Искусство осуществляет мир, и не только мир, но и религию. В нём объединяется истинно человеческое с истинно божественным. Так что не верно, что мы не должны «творить образы». Мы должны творить образы, но никогда не забывать при этом, что это только образы!
Природа — великая художница. То, что она для себя создала, она внушает нам и воссоздаёт через нас в искусстве. Природа создаёт прообразы искусства, артистов и само искусство. Она творит слепо, как Гомер, но кажется, будто этим путём она шаг за шагом, медленно идёт к прозрению.
И в природе существует принцип разрушения. Но она как бы стремится через искусство к достижению неразрушаемого, чтобы открыть нам святость его.
Природа создаёт цветок и создаёт осла, быка и барана, которые тупо пожирают его. Только художник овладевает им, не уничтожая его. Природа создаёт птицу и охотника, рыбу и рыбака, хищного зверя и зайцев и т.д. Создавая художника, она вводит беспристрастного наблюдателя в область всеобщей борьбы, этой необходимой на земле борьбы, которая умрёт только со смертью самой земли, но формы которой должны становиться всё более и более благородными.
Видеть в образах образы, в видениях — видения, к этому идём мы. Наша фантазия питается впечатлениями дня, а ещё более впечатлениями ночи. Наше собственное бытие прекращается как только восходит солнце: нас отвлекают тогда от нас самих божественность окружающего мира. Но ночные грёзы проникают в дневную жизнь, а дневные видения — в жизнь ночную. Эти дневные видения имеют более дуалистический характер. К субъекту добавляется объект. Истинному артисту нечего бояться никаких образов и грёз, но грубый и честолюбивый дилетант подвержен искушению превращать их, не имея на то сил, в реальность. Ему не удаётся настоящее произведение искусства, но зато он создаёт худшее из всего возможного — идолов.
Когда же фанатический образ дилетанта превращается в идола, то сам он, дилетант, становится жрецом. Самовлюблённость людей так велика, что они легко приходят к обожествлению самих себя и того, что они делают. Дилетант, сфабриковавший идола, не обладает скромностью истинного художника: он обожает сначала в идоле себя самого, затем подчиняет своему идолу возможно большее число своих ближних и затем сам порабощается своим идолом.
Истинная религия не имеет ничего общего с порабощением и идолами; она — синоним слова «мир».
Не короли, а жрецы, созидатели кумиров, поработили мир. Ради жреческих идолов более всего лилось крови. Там же, где из-за религиозных дел льётся кровь, — там она льётся всегда только из-за идолов.
Идолослужение — гнуснейшая и ужаснейшая из мерзостей. Из различных видов порабощения особенно отвратительно обожествление дурными артистами своих дурных произведений. Он владеет ими, но ещё более они владеют им. Так жрец становится одержимым.
Между такими бесноватыми вместо вечного мира царит вечная война.
Кто захочет рассказать об этой вечной войне, тот будет говорить об убийствах и убийствах. Говорят о том, что изуверы-язычники нередко приносили в жертву идолам людей. Конечно, это так и было. О человеческих жертвоприношениях древних египтян, вавилонян, иудеев, карфагенян, индусов и германцев все знают. При этом думают, что эти эпохи представляют время давно изжитого варварства. Но эти жертвы ничтожны по сравнению с косвенными дарами идолам. Какие массы людей были загублены во время изуверских войн, хотя бы в течение Тридцатилетней войны. У нас никакого основания с горделивым самодовольством вспоминать об ужасах дохристианской эры.
Нет у нас права свысока смотреть и на времена преследования христиан при Нероне и Диоклетиане. Они оклеветаны. Ибо худшие из гонений пришлось терпеть христианам от христиан же; христиане убивали своих христианских братьев несчётными массами. По сравнению с этим ужасы римских гонений ничтожны. И не только католики отличились массовыми избиениями христиан, но и между протестантами лилась потоками невинная кровь.
Непонятно, как могут историки измышлять какие-то вины пострадавших, закрывая глаза на неслыханное, чёрное бремя преступления, которое можно себе представить только как кровавое безумие, ненасытно работавшее мечом палача, кострами и пытками. Слугами идолов были судьи; дикие звери милосерднее их!
Религия будущего — терпимость.