noblit.ru2 июля исполнилось 125 лет со дня рождения выдающегося немецкого писателя Германа Гессе. Сегодняшняя передача посвящена ему. Наверное, многие из вас знают его замечательные романы и повести, много раз выходившие и в русских переводах.
Я выбрал для «юбилейной» передачи тему, которая, уверен, будет вам интересна: Гессе и Достоевский. Но сначала несколько слов о биографии писателя.
Герман Гессе родился 2—го июля 1877—го года в небольшом немецком городке Кальв. Отец его был выходцем из Эстонии и протестантским миссионером. Он долгие годы провёл в Индии, где родилась и выросла мать будущего писателя.
После окончания гимназии Гессе работал в книжных магазинах. Публиковаться начал в двадцатилетнем возрасте. Сначала это были стихи и путевые заметки (Гессе много путешествовал). В 1904 году он напечатал свой первый роман — «Петер Каменцинд», который имел огромный успех.
Во времена «третьего рейха» произведения Германа Гессе были запрещены нацистами. Сам он избежал преследований, потому что постоянно жил в Швейцарии. Здесь написана, наверное, лучшая книга Гессе — роман «Игра в бисер». В очень большой степени именно за этот роман писатель был удостоен в 1946 году Нобелевской премии по литературе.
Умер Герман Гессе в 1962 году в маленьком швейцарском городке Монтаньола. Там и похоронен.
Невозможно перечислить все его издания в Германии, Австрии, Швейцарии. Сейчас выходит двадцатитомник Германа Гессе. А первые переводы его произведений на русский язык стали известны уже в конце пятидесятых годов. Самыми популярными, кроме упомянутой «Игры в бисер», были (и остаются) романы «Степной волк» и повесть «Под колёсами».
Связи Германа Гессе с русской, с советской литературой и культурой были достаточно слабыми. Но они были. В специальном русско—немецком номере международного журнала «Всемирное слово» (Петербург, 1999 год) был опубликован очерк историка литературы и переводчика Константина Азадовского «Взгляд в хаос» (Достоевский глазами Германа Гессе). С некоторыми фрагментами этого прекрасного очерка мы вас сегодня и познакомим.
* * *
Известный немецкий писатель окончательно поселившийся в 1912 году в Швейцарии (и принявший в 1924 году швейцарское гражданство), ни разу не был в России и не проявлял, кажется чрезмерного интереса к революционным потрясениям и общественным сдвигам в этой стране. Не разделял он и той непомерной восторженности в отношении русской литературы или России в целом, что и поныне встречается на Западе. Среди близких друзей, знакомых и корреспондентов Гессе трудно встретить русских или выходцев из России. И все же... Произведения, эссеистика и письма Гессе говорят о том, что русская тема волновала его, хотя и по-разному в различные периоды жизни, а русская литература, в особенности Достоевский, была ему не только знакома, но и находилась в поле его пристального внимания.
Первый русский писатель, которого Гессе открыл для себя в начале
В другом письме Гессе рассуждает (опять-таки в связи с Тургеневым) о сходстве и различии между германским и иными национальными типами.
«Внешне, — продолжает Гессе, — германский и славянский тип представляются родственными. У обоих — одна и та же склонность к мечтательности и мировой скорби (Weltschmerz). Но славянину не достает веры в свою мечту, в свое дело и прежде всего — в самого себя».
В конце 1911 года Гессе совершает путешествие в Индию. С этой страной Гессе был, до известной степени, связан через своих родителей, которые несколько лет провели в Индии в качестве миссионеров.
В дуалистической картине мира, что возобладает с годами в сознании Гессе, наряду с характерными оппозициями типа" культура —инстинкт; культура — буржуазность; добро- зло; национальное — всечеловеческое и т. д., находит свое место и «географическая» параллель: Западная Европа — Восток. Мистическое — буддийское понимание жизни, основанное на благочестии, самоотречении и покорности, казалось в то время многим, в том числе и Гессе, убедительным опровержением западноевропейского индивидуализма. Восточный «созерцательный» человек противостоит человеку «фаустовского» или позднее «ницшеанского» типа, утверждающего себя прежде всего в борьбе и действии.
Поворотным моментом в биографии Гессе, резко изменившим его общественную и литературную позицию, оказалась Первая мировая война.
Кровавые события, разыгравшиеся в Европе, потрясают писателя своей жестокостью и абсурдностью и словно разрушают относительно замкнутое духовное пространство, в котором он пребывал ранее. Главный вопрос, коим задается Гессе после 1914 года, естественно, о войне и ее возможных последствиях для Европы ( в плане духовном). С самого начала Гессе выступает как убежденный пацифист; это было обусловлено его религиозно-этическими воззрениями. Свою позицию Гессе изложил в серии газетно-журнальных публикаций. Так, в авторитетной швейцарской «Neue Zurcher Zeitung» он помещает в ноябре 1914 года антишовинистическую статью под названием (восходящим к Бетховену) — «О, друзья, только не эти созвучья». Гессе убеждает деятелей культуры, нагнетавших в своих странах ура-патриотические настроения, что им, интеллектуальной элите Запада, не пристало «еще больше расшатывать фундамент будущей Европы».
События в Европе заставили Гессе по-иному взглянуть на Россию, одну из участниц мировой войны, а также — русскую литературу.
Рецензирую книгу историка литературы, биографа и переводчика Достоевского Карла Нётцеля «Современная Россия» (1915), Гессе пытается разобраться в интересующей его проблеме: что отличает русских людей от западноевропейских. Гессе пишет о том, что Россия, не знавшая в Средние века борьбы христианства с античностью и не пережившая позднее эпоху Возрождения, «новой победы античности», значительно отдалилась от Западной Европы и потому в самое недавнее время смогла явить миру «столь мощный прилив душевности, древнехристианской любви и по-детски незамутненной потребности искупления, что наша европейская литература неожиданно оказалась мелкой и узкой перед этим душевным натиском и потоком внутренней непосредственности».
Речь идет о русской литературе второй половины 19 столетия, столь поразившей — прежде всего романами Толстого и Достоевского — западный мир.
Суждения Гессе, как и Нётцеля, весьма типичны для того времени. «Русская душа», особый русский «тип» (интуитивно-чувственный или благочестиво-набожный) как полная противоположность западному рационализму, «терпеливый» русский народ — «богоносец», чья великая миссия заключается якобы в том, чтобы явить однажды потрясенному Западу свой просветленный лик, враждебность русских людей (бесспорно, мнимая) по отношению к Западу — эти и подобные суждения получили широкое распространение в кругах западноевропейской интеллигенции еще в конце 19 столетия. Такую Россию искали и рисовали в своем воображении многие западноевропейские мыслители и художники, причем немалую, подчас решающую роль для распространения подобных представлений играли произведения русских писателей. Князь Мышкин, странник Макар Долгорукий, Платон Каратаев, Алеша Карамазов и другие воспринимались на Западе как подлинные представители русского народа. Не случайно и Гессе ссылается, говоря о России, прежде всего на ее литературу.
Именно с той «первозданной любовью», которую, по мнению Гессе, сумели вдохнуть Толстой и Достоевский в западноевропейский «методический и организованный мир», связывает он надежду на духовное обновление Европы после окончание мировой войны.
«Мы европейцы, — подчеркивает Гессе, — должны прислушаться к этой «потаенной, внутренней» России. Ибо все, что есть в России «европейского» получено ею от Запада; но «во всем, что касается пассивных, азиатских и мало ценимых ныне добродетелей, русским еще предстоит быть нашими учителями вплоть до вопросов практической политики».
По мере нарастания войны и всеобщего кризиса, усугубленного революционными событиями в России (а затем и в самой Германии), взгляды Гессе на Россию претерпевают изменения.
Главное, чем насыщены статьи Гессе о Достоевском 1919 года — этот ощущение великого духовного кризиса, охватившего западный мир. Война и революции привели Европу к анархии и распаду. Европейской цивилизации наступает конец. Близится новая эпоха — торжества хаоса. Пророком этого грядущего хаоса и выступает у Гессе автор «Идиота» и «Братьев Карамазовых».
Хаос, по Гессе, — это сочетание противоречивых и взаимоисключающих начал, их единство. Это — смещение и снятие всех традиционных представлений о жизни (разумеется в их «западноевропейском» буржуазном обличье). Это — сдвиг и крушение ценностей: государственных, моральных, культурных, религиозных. «Хаотическое» становится у Гессе в один ряд с такими понятиями, как «азиатское», «варварское», «опасное», «аморальное». Все это образует для швейцарского писателя «дух Достоевского», то есть русский или «карамазовский» элемент, который не меряется категориями «хороший» или «плохой», ибо являет собою совершенно другой, отличный от европейского тип сознания. Это — некая подвижная стихия, соединяющая и растворяющая в себе любые противоречия: зло и добро, порок и добродетель. «Имея дело с Карамазовыми, — рассуждает Гессе, — никогда не знаешь, что поразит тебя в следующую минуту. Возможно, смертельный удар, а возможно — трогательное славословие Бога. Среди Карамазовых есть Алеши, но есть Дмитрии, Федоры и Иваны». Четверо братьев, все вместе, и воплощают для Гессе «русского человека».
Особый взгляд на Достоевского и «русского человека» обусловил двойственное отношение Гессе к «хаосу». С одной стороны, Гессе всячески подчеркивает победоносное движение того, что она называет «хаосом», стремительное наступление этого начала на западноевропейскую цивилизацию.
«Уже половина Европы, уже, по крайней мере, половина европейского Востока находится на пути к хаосу, в каком-то упоении скользя над бездной и в священном безумии распевая гимны, подобно тому, как пел Дмитрий Карамазов».
С другой стороны, Гессе вовсе не приветствует русский хаос и не воспевает грядущее и близкое, по его предощущению, царство Карамазовых. Ибо хаос не только плодотворен, но и губителен, в первую очередь — для культуры.
Мысль о гибели европейской цивилизации страшила Гессе и отчуждала его от Достоевского. Это чувствуется и в его более поздней статье о русском писателе (1925).
«Достоевского, — пишет Гессе, — можно читать лишь в те редкие минуты, «когда мы несчастны, когда страдание наше достигло предела, когда весь мир мы воспринимаем как одну зияющую жгучую рану, когда мы душим отчаянием и умираем от безнадежности».
После 1920 года интерес Гессе к Достоевскому ослабевает, хотя и не затухает полностью.
Своего рода итогом многолетних раздумий Гессе над Достоевским и другими русскими писателями можно считать его ответ на запрос издателей русского альманаха «Опыты» (Нью-Йорк) об отношении к русской классической литературе.
«Знакомство с русской литературой 19 века, — отвечал им Гессе, — было огромным событием для европейского Запада. Для меня лично это знакомство началось с Тургенева. Сегодня мои любимцы — это Гоголь, Толстой и Чехов. Достоевский же, которым я в свое время очень восхищался, остался для меня важен лишь как автор «Братьев Карамазовых», но не других своих произведений.
Константин Азадовский
Подготовил Ефим Шуман, «Немецкая волна»