noblit.ruПисательский мир неравноценен. Как и всякий другой — он состоит из явлений столь разных, что даже странно объединять их под одним именем — «писатель». Кто-то будет профессионалом, кто-то прорвавшимся любителем, кто-то ремесленником, кто-то просто «наследником по прямой», которому литература сама падает в руки... А кто-то скажет: либо это, либо я пропал. Нобелевский лауреат, лауреат всех возможных премий за английскую литературу, индиец родом из Тринидада, сэр Англии, внук бедного индийского брамина — контрактного рабочего, в числе тысяч и тысяч иммигрантов прибывшего в Вест-Индию подменять собой освобожденных негров, сын журналиста, мечтавшего стать писателем, Видиахар Сураджпрасад (для простоты «B. C.» [V. S.]) Найпол (р. 1932) сказал именно так.
«Я никогда не хотел оставаться в Тринидаде. Когда я был в четвертом классе, я написал клятву на последней странице моего „Исправленного учебника латыни“ Кеннеди, что уеду через пять лет. Я уехал через шесть. И много лет спустя, в Англии, когда я засыпал в спальне с включенным электрическим камином, я пробуждался от кошмара, что снова попал обратно в тропический Тринидад».
Эта высшая степень паники, высшая степень отчаяния, та высшая степень ужаса перед чем-то, что навсегда лишит тебя твоей индивидуальной судьбы, — вот что стало мотором, протащившим начинающего писателя сквозь годы школьных стипендий к стипендии в Оксфорде, сквозь нервный срыв, который длился почти два года, через три не очень удачных, хотя и сразу опубликованных, первых романа к первому шедевру, мгновенно вознесшему его на литературный олимп Британии, «Дом для мистера Бизваса» (1961). В тот момент Найполу исполнилось 29 лет. Он уже успел переехать в Лондон с шестью фунтами в кармане, поработать на цементную компанию, а затем на ВВС в качестве редактора «Карибских голосов». Роман «Дом для мистера Бизваса», награжденный премиями и снискавший писателю громкую славу среди критиков и читателей, стал венцом его марафонского забега — бегства из Тринидада с миссией «стать писателем».
Стать писателем. Само такое желание пришло к нему раньше, чем даже талант («У меня не было естественного таланта писать. Я вынужден был все учить с нуля». До сих пор он не пишет легко: хороший день — один абзац). Это желание вложил в него отец, для которого писательство было синонимом «хорошей судьбы», более благородного призвания, самой человеческой состоятельности. «Я люблю, когда люди хотят быть лучшими», — так формулирует Найпол незатейливый вроде бы принцип, за которым скрывается решение, имевшее на деле огромную культурную важность. «Я приходил в мир, — говорит писатель в одном из интервью, — когда белые сидели на упакованных чемоданах и ждали вертолетов в Европу. Западные империи уходили, и казалось, что мир теперь будет переделан, он будет реорганизован и все будет не так уж плохо. Но „не так уж плохо“ не становилось. И тогда ты остаешься наедине с вопросом, может быть, есть что-то в самих этих людях, в самих этих обществах, что мешает им наладить жизнь. Какая-то трещина, какой-то недостаток в понятиях, при которых жизнь не будет хороша, не будет цивилизованна». «Общества с трещиной» и есть общества третьего мира.
Критерий Найпола, не раз им цитируемый, очень прост. Хорошо то общество, где возможны писатели. В иных обществах (в тех, где жива мифология и священные тексты) быть писателем немыслимо: написать новое стихотворение там, говорит Найпол, это то же самое, что попытаться написать новую книгу Библии. В иных же обществах — как Тринидад — быть писателем бессмысленно: гораздо почетней быть бизнесменом, или адвокатом, или, на худой конец, игроком в крикет. Ибо в таких обществах люди любят грезить о том, что они уже живут в прекрасном мире — прямо как в журналах, — и самое большее, на что там может претендовать писатель, это поддерживать их в этих иллюзиях. Мера писательской свободы и востребованности — вот что для Найпола простой критерий цивилизованности общества.
Выставив этот «незамысловатый» критерий — могу ли я быть среди вас настоящим писателем? — Найпол отнюдь не выносит приговор 90 процентам человечества, как обвиняли его оппоненты, а наоборот, отказывается играть в «экзотику» и впервые выводит страны третьего мира на всемирно-историческую сцену на общих основаниях. В своих трэвелогах и романах он предъявляет западному миру не фотографические виды для туристов, а море мыслительного, эмоционального, исторического материала, лежащего по ту сторону цивилизации. Это тот самый мир, откуда на Запад приплывают корабли с иммигрантами, заселяющими теперь самый центр Европы.
География путешествий Найпола: Карибы, Индия, Латинская Америка, Юго-Восточная Азия. Он станет автором известнейших авторских свидетельств, среди которых: «Средний путь» (1962) (путешествие по странам Карибского региона), «Территория тьмы» (1964) (путешествие в Индию), «Утрата Эльдорадо» (1969) (из путешествий по Латинской Америке), «Индия: раненая цивилизация» (1977), «Среди верующих: исламское путешествие» (1981) и «Индия: миллионы мятежей сейчас» (1990), завершающая часть его знаменитой «индийской трилогии». На основе этих путешествий им будут написаны мастерские комедийные, сатирические и одновременно провидческие романы, среди которых «Миметические люди» (об иммигрантах в Лондоне), «В свободном государстве» (об иммигрантах из многих стран в США (Букеровская премия 1971 года)), шедевр политического романа «Поворот реки» (о диктатуре в Африке) и автобиографическое произведение «Тайна прибытия» (о собственном переезде в Англию)...
Найпол уверен, что «цивилизованность» — то есть утверждение высоты критерия, критичность к себе, требование качества — это не прерогатива белых, а выбор каждого. И именно поэтому Найпол входит во все подробности стран, которые наблюдает, — он разбирает рекламу и радиопозывные, машины на улице и застольные беседы, женский макияж, манеру вести политическое собрание и характеристики климата, мебели и пейзажа. Он исследует многие облики рабства — рабства, имитирующего свободу: от желания жить, как в журнале, которое он улавливает в Тринидаде, до ямайских растаманов, не желающих мыться из протеста против «белого Вавилона». Его тексты были бы безумны, если бы не были так убийственно убедительны, так жестко моралистичны и одновременно полны юмора и тонкой наблюдательности. На всю критику, с которой обрушились на него интеллектуалы третьего мира, он отвечает спокойно: «Скажите, что из того, о чем я говорил в политическом отношении (войны, революции, диктаторы, о которых тогда еще никто и не думал), что из этого не сбылось?»
Одному журналисту, которого он однажды довел до слез (а до слез он доводил журналистов не раз), Найпол сказал: «Не спрашивайте меня, как я пишу такие хорошие книги, спрашивайте меня — как я увидел так много».
Вероятно, так много можно увидеть, когда сердце твое переполняет гнев, когда ты понимаешь невозможность любить ничего из того, что оставляешь позади. Эта позиция невероятно близка и советским эмигрантам
Его либеральные критики, утверждающие, что он ненавидит третий мир, не видят того факта, что Найпол делает саму судьбу этого мира — огромной темой. В этом Найпол оказывается сверхсовременным писателем, находящимся в поисках новых форм для передачи опыта мигрирующего, обездоленного, утратившего себя человеческого сообщества, которому еще только предстоит найти новые ориентиры в цивилизации. И именно верность этой теме, владеющей им с самого детства, заставлявшей его вновь и вновь совершать путешествия и возвращаться с новым материалом, сделала из Найпола большого писателя.
Удивительно, что таких больших писателей европейская цивилизация в лице британской культуры теперь получает именно из бывших колоний. Как и другой знаменитый «колонизованный» лауреат Нобелевской премии, ирландец У. Б. Йейтс, Найпол, читатель Шекспира и, добавим, Диккенса, считается лучшим писателем в современной английской литературе. О чем и поведал ему в 2001 году Нобелевский комитет, вручивший премию с формулировкой: «За непреклонную честность, что заставляет нас задуматься над фактами, которые обсуждать обычно не принято».
Ксения Голубович
OCR С. В. Сиротин editor@noblit. ru