Шеймус Хини родился в 1939 году в католической семье в Северной Ирландии. Первую книгу стихов «Смерть натуралиста» издал в 1966 году. Во время обострения конфликта в Ольстере переехал в Ирландскую республику, где в 1975 году выпустил сборник «Север», привлекший большой читательский интерес. В 1995 году Хини был удостоен Нобелевской премии. Он — автор многих книг стихов, эссе и переводов. С древнеирландского он перевел «Безумного Суини», с древнеанглийского — «Беовульфа», переводил Данте. Для него характерен интерес к восточноевропейской поэзии. Однажды он сказал, что «полюс величия» мировой поэзии сдвигается в эту сторону. По мнению переводчика стихов Хини Григория Кружкова, поэт в своем творчестве «движется от жесткого видения мира в духе Теда Хьюза к преображенному зрению „сквозь слезу“ метафизических поэтов XVIII века, к поэтическому наследию Уильяма Вордсворта, Джерарда Хопкинса и Томаса Гарди». Поэт приехал в Россию, чтобы принять участие в Неделе ирландской культуры в Петербурге и в презентации сборника своих стихов, вышедшего в московском издательстве «Рудомино».
− Вы большой поклонник русской поэзии, в Нобелевской лекции вы несколько раз упомянули Мандельштама и Ахматову, с Иосифом Бродским вас связывали годы дружбы. Кто-нибудь из них повлиял на ваше творчество?
— Нет, на мой стиль никто из них не повлиял. Но они, хотя и по-разному, придали мне силы и послужили примером, как должен вести себя поэт. Эти люди возвышались как мифологические персонажи в воображении своих читателей — Мандельштам, Ахматова, Цветаева, Пастернак, — но они вели интенсивную, полную переживаний личную жизнь, напоминая нам о том, что мы уже знали: надо доверять своим чувствам — писателю без этого не прожить. Бродского я мог бы сравнить с деревом, к которому прислоняешься и чувствуешь, как внутри него бежит древесный сок. Современная литература в значительной мере рождается в результате победы над сомнениями. Иосиф не знал сомнений, он был похож на самолет с вертикальным взлетом. Он искренне верил в то, что поэзия может сделать человека выше. Говорил: поэзия — это лучшая защита от вульгарности. Еще одно его выражение — от зла может спасти только абсолютная оригинальность. И все эти, возможно, спорные вещи подавались как безусловные истины. Таков он был.
− Когда в 2000 году вы опубликовали свой перевод «Беовульфа», думали ли, что ваша версия англосаксонской поэмы VII — X веков попадет в список бестселлеров в Англии и США?
— Нет, конечно. Я был уверен в обратном. К тому же персонажи поэмы в основном мужчины, а книга, в которой нет героини, не может хорошо продаваться в США. И на обложке художник изобразил такой древний шлем совершенно фаллической формы.
− Феминистки должны были быть взбешены.
— Пришлось им смириться, никуда не денешься, в те далекие времена все так и было. А успех этой воинственной поэмы в США я до сих пор не знаю, как объяснить. Может быть, Америка уже в ту пору подсознательно предчувствовала и ждала появления Буша-младшего.
− Вас неизбежно соотносят с другим ирландским поэтом — лауреатом Нобелевской премии — Уильямом Батлером Йейтсом.
— Да, но мы разные. Йейтс пребывал в мире поэтической фантазии, я ближе к земле. Он мистик...
− Скорее оккультист, член оккультного ордена «Золотой рассвет».
— Да, поклонник Блаватской, вашей соотечественницы.
− Другой ваш великий земляк Джойс иронизировал над Блаватской в «Улиссе».
— Такой подход мне, пожалуй, ближе. Я никогда не мог понять, как потрясающая ясность мышления сочеталась у Йейтса со странными фантазиями.
− Смесь рационализма и безбрежной фантазии — фирменный знак оккультизма. Католики — гораздо более трезвый народ. Вы получили католическое воспитание?
— Совершенно католическое, сплошные трансцендентные истины от начала и до конца. Потом пришлось немало потрудиться, чтобы освободиться от этого, выйти в мир. И всю последующую жизнь видеть, как духовные ценности исподволь возвращаются в мою жизнь.
− Я знаю, что в определенный период вашей жизни вы были связаны с театром «Филд Дэй». В чем причина?
— В дружбе, в личных отношениях. Основатель театра Брайан Фрил был моим хорошим другом. Еще один друг — поэт и критик Шеймус Дин — тоже в этом принял участие. Мы осуществляли интеллектуальное руководство. 10 лет, с
− Стали больше покупать ваших книг после того, как вы получили премию?
— Нет, не думаю. Разве что в тот год, когда я стал лауреатом, продали чуть больше моих книг на Рождество. Видимо, гордые соотечественники дарили их друг другу.
− Трудно совмещать университетское преподавание с писанием стихов?
— Нелегко, но мне повезло. Когда я стал профессором риторики и ораторского мастерства в Гарварде, это потребовало от меня только четырех месяцев преподавания в году. Остальное время могу сидеть дома и писать. Быть просто свободным художником я всегда немного побаивался. Знаете, я вырос в фермерской семье, где считалось, что каждый мужчина должен иметь профессию. Моя профессия — учитель, а поэзия — это для души.
Беседу вел Борис Фаликов.