noblit.ru— Вы упомянули о крепких переводческих орешках — с какими подводными рифами вы сталкиваетесь в случае работы над книгами Мо Яня?
— Средства своего выражения Мо Янь черпает из говора деревенских жителей или небольших городов Китая. Это простые люди, и это очень типично в его творчестве, язык рассказчика, который близок народному языку. Это очень важно сохранить, не упустить из виду и найти в языке перевода — чешском в данном случае — смысловые эквиваленты. Это также очень сочный язык, который изобилует нецензурными выражениями — язык китайских деревенских жителей очень матерщинный, так что найти эквиваленты в чешском языке бывает совсем непросто.
— И что в таком случае?
— Тогда подбираю самое ядреное, что только могу обнаружить в чешской «базе данных», а потом раздумываю, если выражение не слишком бросается в глаза, не выбивается ли из целого ряда, оно должно восприниматься читателем естественно. Читатель это в оригинале не читал, что, конечно, для меня является преимуществом, так что я работаю с тем языком, который чеху понятен в разговорном варианте.
— Мы затрагивали также ранее вопрос о том, насколько в сегодняшнем Китае, будучи на ответственной должности, коей несомненно является занимаемый Мо Янем пост зампредседателя Союза писателей, разрешается критиковать существующее положение вещей?
— Думаю, что этот вопрос в Чехии не является распространенным, так как принуждает задуматься нас о самих себе. В Чехии остались некоторые мерки, существовавшие до 1989 года, идеологическая поляризация, разделение на положительных и отрицательных героев, которые время от времени меняются местами. Однако подходить к современному китайскому обществу с идеологическими мерками вроде «левые», «правые», «либерализм», «марксизм» или «демократия» нельзя, это приводит в тупик. Но если кто-то все-таки следует такой привычке, то неминуемо попадает в капкан и придумывает страну, которой, по моему опыту, не существует, такой Китай, которого я не знаю.
— Знакомы ли вы с Мо Янем лично?
— Встречаться мы никогда не встречались, но переписывались, так как в Китай я сейчас часто не наведываюсь. Переписываемся мы по электронной почте, однако сейчас я опасаюсь, что этот контакт существенно усложнится. Раньше, например, бывало, что он отвечал мне через 2-3 часа на мой е-mail, если работал за компьютером. Думаю, сейчас все это изменится и не будет таким простым, как раньше, до присуждения ему Нобелевской премии, но это — дань за эту награду. И платят ее почти все лауреаты, по крайней мере, в области литературы. Будничная жизнь очень часто меняется после этого события и делится на два этапа: до присуждения премии и после нее.
— Как бы вы охарактеризовали Мо Яня как человека?
— Я его воспринимаю — конечно, вполне возможно, что это предвзятое суждение, как очень застенчивого и скромного человека, преследующего свою цель. В нем ощущается некий комплекс по отношению к большому миру, он по своей природе деревенский житель, вырастал в деревне и получил образование благодаря тому, что вступил в Народную армию. До того времени он не мог закончить среднюю школу.
— Так как покинул начальную школу в возрасте десяти или одиннадцати и перебивался — по крайней мере, так пишут о нем, тем, что пас стадо.
— Мо Яню пришлось уйти из школы в одиннадцать лет, чему поспособствовал недолюбливавший его учитель; Мо Янь в мальчишеском возрасте был, по всей видимости, острым на язык. Учитель не дал ему рекомендацию для поступления в среднюю школу, а так как мест в школе был недостаток, это сыграло отрицательную роль, и он не смог продолжить свое образование. Так что завершил будущий писатель свое образование благодаря армии, где приметили его талант и дали ему впоследствии возможность получить также высшее образование. Позже он сам преподавал в Военной академии. Мо Янь является, как говорится, сыном полка.
Армия помогла ему просуществовать. В китайской деревне до сих пор престиж армии весьма высок, и далеко не каждый может вступить в ее ряды или сдать соответствующие экзамены. И очень часто люди пополняют армию из чисто практических соображений, так как она обеспечивает питанием, одеждой, вам обеспечена крыша над головой.
— Мо Янь — это псевдоним писателя, означающий в переводе с китайского «молчи», настоящее же его имя — Гуань Мое. Почему он выбрал для себя псевдоним молчуна?
— В детстве он якобы был ужасный болтун. Бабушка побаивалась из-за этого, так как семья Мо Яня, причисленная к владельцам более крупных участков земли — по сути, к кулакам, очень пострадала в 50-60 годы. Были среди членов его семьи и те, кто погиб в результате аграрной реформы, которая проводилась насильственно. А поскольку бабушка боялась, чтобы маленький Гуань Мое чего не сболтнул, то одергивала его: — Не говори! И он, когда, — думаю, это было в 1981 году, — выходила его первая новелла «Прозрачная морковь», подыскивал себе имя и остановился на том, как его окликала бабушка, и псевдоним стал его официальным именем.
— О Мо Яне разнеслось, что это китайский Кафка или Геллер — нам, не имеющим пока возможности его прочитать, остается лишь спрашивать у переводчика, насколько это верно?
— Мне довольно трудно согласиться с данным сравнением. Это такое журналистское искажение с целью наводки читателя, чтобы ему было на что опереться. Кафка выражается очень спокойным языком, галлюционным языком, но тон его повествования остается умышленно холодным.
— И отвлеченным...
— Отвлеченным, беспристрастным, в то время как Мо Янь — это полная противоположность этого, он выражается очень красочно и жестко, в этом языке замешаны эмоции, кровь и иные человеческие экскременты, это нечто приземленное.
— И приближено к южноамериканской литературе, которую Мо Янь любит так же, как и японскую или русскую?
— Да, когда в 1980-е в Китае началась «оттепель» и начали переводить большую литературу, он ознакомился с магическим реализмом Маркеса и других латиноамериканских писателей. Думаю, что ему очень пришлась по душе эта близость к народу, к каждодневной жизни деревни, пропитавшейся магией обыкновенных мгновений. И то обстоятельство, что и с бедняками, которым нечего есть, могут приключиться необыкновенные истории. Фолкнер и Маркес — это, по признанию самого Мо Яня, две его доменные печи, в которых все его творчество плавится, заключает чешский переводчик русского происхождения Денис Молчанов.
Беседовала Лорета Вашкова.