noblit.ru
Алексей Сальников. Опосредованно. М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2019.
Как в «Петровых в гриппе» Сальников погружал читателя в бытовую жизнь среднестатистического жителя Екатеринбурга, так и в новом романе «Опосредованно» он вновь пишет об очень знакомых большинству россиян реалиях. Действие снова происходит в Екатеринбурге, а также в Нижнем Тагиле. Жизнь людей здесь привычна и знакома, но есть одно фантастическое допущение. Наряду с алкоголем и героином, люди, желающие острых ощущений, балуются так называемыми стишками – стихотворениями, способными вызвать реальный наркотический эффект. Стишки, разумеется, вне закона. За них могут арестовать и посадить, за их продажу идет борьба в криминальном мире, и они ничем не отличаются от тяжелых наркотиков. На путь постоянного употребления стишков встает главная героиня – обычная студентка педагогического института Лена. Более того, она обнаруживает в себе дар сочинять стишки сама, что сводит ее с представителями криминала, готовыми ей за стишки платить. Впрочем, Лена вовсе не стремится не вершину преступного мира, она живет обычной жизнью. Закончив институт, она устраивается в школу учителем математики, выходит замуж, рожает двух девочек-близнецов. Муж ее неожиданно бросает и уходит к другой, которую, оказывается, только и любил одну, потом, многие годы спустя, возвращается в Лене, которая почему-то его принимает. Жизнь Лены поделена между ее бесконечными бытовыми обязанностями и тайной страстью к стишкам, которую она ото всех скрывает. Еще бы, ведь признаться, что ты почитываешь стишки, это то же, что признаться в баловстве со шприцом. Ничего по-настоящему важного у Лены не происходит. Самые крупные события – это уход и возврат мужа, встреча с выпускниками, ссора с матерью. Правда, переживаний очень много. Например, Лена пытается почувствовать в себе и не находит привязанности к детям. Это приводит ее к русскому бытовому экзистенциалу: «Это что же я такое натворила: замуж вышла неизвестно зачем, родила неизвестно зачем. Это ведь теперь на всю жизнь. Что я теперь со всем буду делать?» «Опосредованно» - это ультрабытовой роман, абсолютно лишенный остросюжетного потенциала. Вот типичный фрагмент: «В «Пятерочке сыра не было, то есть в принципе был, но уже в каком-то сомнительном состоянии, такой уже как бы немного адыгейский, только «Российский» выглядел туда-сюда, в макароны он бы сгодился, но Лену выводило из себя непредсказуемое, очень варьирующееся в нем от раза к разу, количество соли». Но Сальников сумел завести важный разговор о роли языка и речи в нашей жизни, о русской литературе, то ли иронично, то ли вполне серьезно сведенной им к производству запретных стишков, и о природе зависимости.
«Опосредованно» - это роман об извращении феномена русского литературоцентризма. Извращении патологическом и непристойном, хотя Сальников избегает совсем уж разнузданной эстетики маргинальной литературы. С детства нас учат, что у России есть великая русская литература, которую каждому русскому человеку необходимо постигать. Что делает Сальников с этой идеей? Он ее соединяет с наркоманскими реалиями 1990-х. Это, конечно, не Баян Ширянов и не Егор Радов, которые реально погружались в психоделический опыт, оказывавшийся у них не только божественным, но и откровенно мерзким. Это новый подход, Сальников соединяет наркоманию и вполне себе благопристойную бытовую жизнь. Его наркоманы мечтают о приходе, но они не валяются обдолбанными на лестничной клетке в луже блевоты. Они ходят на работу, воспитывают детей, радуются их успехам, в общем, проживают обычную жизнь. И одновременно – потребляют наркотики. Не радикализовать тему наркомании очень сложно. Одни писатели упиваются эффектами наркотиков, не видя за ними реальной жизни, другие их проклинают, мечтая забыть о вредной привычке. Сальников же нашел собственное самобытное звучание, его стишки – это, конечно, саморазрушение, но одновременно повод вспомнить всю русскую литературную традицию. Как в советские годы люди пили на кухне, чтобы обсудить волнующие их темы, так и в 2010-е у Сальникова люди потребляют стишки, часто не выходя за пределы квартиры, и есть что-то уютное в этом потреблении, напоминающее о советских кухнях. Хотя, конечно, в мире Сальникова стишки ненамного лучше героина по своему воздействию на здоровье. И с ними в Екатеринбурге борется вполне реальный Ройзман.
Герои Сальникова – больше, чем просто обычные. Они сверхобычные. На первом свидании парень, недовольный тем, что девушка долго не выходит из дома, может вполне спросить ее: «Тебя там на понос пробило что ли?» А та может ответить парню, что он дебил. Но эти обычные люди становятся субъектами стихотворчества и действительно умеют разбираться в литературе. Лена помнит, как зацепили ее первые стишки. Дело было в том, что в тексте говорилось про холод и зиму, а рифма была образована словами, относящимися к теплу. Она сумела почувствовать противоречие и распознать наркотический эффект. А как ярко Сальников описывает ощущения: «После чудовищного алкоголя просыпалась спустя часа два, свежая, как маргаритка, с бодрящей головной болью, не дающей усидеть на месте, будто не организмом порожденной, а исходящей откуда-то извне, вроде благодати с отрицательным знаком, у Лены к этому еще примешивалось чувство, что в желудке у нее скомканная бумажка, которая расправляется, расправляется, но все не может расправиться до такой степени, чтобы вызвать нормальную тошноту». После стишков Лена иногда будет воспринимать мир, находя в нем сравнения. Солнце, например, цветом будет похоже на поношенный пионерский галстук. Лена станет настоящим наркоманом, но это не уничтожит ее, а наоборот, придаст ее жизни какой-то интеллектуальный импульс, который не смогут погасить даже убийственные бытовые реалии. Она будет задумываться о смысле речи и придет к выводу, что речь управляет людьми и значит, может, не так уж противоестественно увлекаться стишками? Это будет ее попытка оправдать свою зависимость. Одновременно она, несмотря на всю внешнюю невзрачность, окажется человеком широкой души и будет искренне переживать за бросившего ее мужа. Лена – человек русской души в пушкинском понимании. Открытая, способная на большие движения и яркие чувства, способная жить собственной жизнью, несмотря на то, что некоторые вроде собственной матери ее откровенно ненавидят.
Сальников в «Опосредованно» переписывает русскую литературу так, как если бы вся она или большая ее часть была «литрой», то есть производством стишков. Главный «стишкотворец» - это Блок. Мандельштам тоже сочинял стишки на волне «послереволюционного легалайза», но, когда свобода закончилась, стал писать и продавать обычные стихи. Тем не менее при Сталине его посадили за «литру», хотя поэт был невиновен. Арсений Тарковский завалил стишками всех партработников и на заработанные деньги устроил сына Андрея во ВГИК. Тот тоже стал наркоманом, достаточно посмотреть фильм «Зеркало». Современные критики и литераторы (Кузьменков и Ильенков, журнал «Урал») тоже упоминаются. Вообще стишки – это как бы и не искусство вовсе. Это просто «умение копнуть в себя поглубже, попытка понять и выразить словом то, как ощущает себя не разум, но психика, как она входящие сигналы принимает, как она себе представляет то, что вокруг творится». То есть стишки – это опосредованная литература, отсюда и название книги. Возможно, их потребление требует оправдания, как уже пыталась оправдать себя Лена. Герои понимают: язык старше отдельного человека, законы семиотического поля сложные и напоминают физические, язык меняется не по нашей, а по собственной воле. Язык – это череда точек напряжения, это мистицизм. Государство борется с «литрой» потому, что после «накопления определенного ядра псевдостихотворных текстов следует некий социальный взрыв». Есть важная теория, которая говорит: «речь при стихосложении как бы показывает отчасти свою изнанку, а при долгом служении полностью внезапно поворачивается к стихотворцу, оставляет стихотворца у себя: все, что думает, чувствует – все оказывается речью, так что возвращаться оттуда – нет смысла». То есть язык еще и тотален.
Роман «Опосредованно» похож на «Петровых в гриппе» интересом к своей метафизике быта. Описывая подчас скучнейшие вещи, Сальников дает заговорить собственным голосом самой онтологии русского быта. Кроме того, эту бледную, казалось бы, материю жизни постоянно прокалывают интеллектуальные прозрения о природе литературы и речи. Проза Сальникова – это не проза человека, который не видел ничего, кроме своего подъезда. Это проза человека, который прочитал кучу книг, остался в своем подъезде, но увидел этот подъезд через призму тонкого знания и превратил его в царские ворота, ведущие к интеллектуальному откровению.
Сергей Сиротин