noblit.ru
Есть в современном мире темы, о которых проще всего писать журналистам. Иногда их освещение превращается в журналистику даже у писателей. Эти неприятные темы хорошо известны – наркотики, проституция, коррупция. Турецкий писатель Хакан Гюндай написал роман на похожую, но чуть менее освещенную тему – нелегальную иммиграцию, которая соединяется с темой современного рабства. За эту книгу, еще не переводившуюся на русский, он был удостоен французской премии Медичи за зарубежное произведение в 2015 году. Сразу можно сказать, что его работа – это не журналистика, а самое настоящее художественное произведение. В центре здесь не технические подробности организации нелегальной иммиграции, а само восприятие подростком этого жестокого мира. То есть в центре здесь человек. Постепенно мы видим, как нечто вроде совести ломает жизнь малолетнего преступника, заставляя переосмыслять себя. Реального катарсиса не будет, главный герой был и останется монстром, но какие-то глубинные тектонические плиты в его душе приходят в движение.
Малолетнего преступника зовут Газа. Впрочем, он и не понимает, что он преступник, поскольку просто не знает другой жизни. Он не знал матери, потому что, по словам отца, мать бросила семью после рождения сына, да и новорожденного хотела убить. Не зная правды и не имея надежды ее установить, Газа во всем ориентируется на отца. И вот отец (его зовут Ахад) как раз занимается незаконной деятельностью. Скооперировавшись с рядом людей, он организовал в своем доме перевалочный пункт для нелегальных иммигрантов, отправляющихся из Центральной Азии в Европу в поисках лучшей доли. Его задача принять людей, разместить у себя, а потом доставить к лодке, на которой их переправят в Европу. Отношение к ним как к мясу просто потому, что никто не платит дополнительно за то, чтобы их воспринимали как людей. Более того, часть их Ахад продает по собственному усмотрению в рабство на текстильные фабрики. Раньше иммигрантов держали в сарае, но потом отец вырыл большой резервуар, и теперь переселенцы обитают там. В задачу Газы входит покупка еды для них и приглядывание за тем, чтобы все шло хорошо. Одновременно Газа учится в школе, причем отлично, что наводит его на мысль о продолжении обучения. Отец играет в его жизни гигантскую роль. Он научил сына главному – законам выживания. Когда-то Ахад сам отпихнул старика, чтобы зацепиться за буй после крушения лодки. Теперь этот его жизненный принцип – быть сильным и плевать на всех остальных. Можно было бы прибегнуть здесь к фрейдистской трактовке, согласно которой отец – это бог, которого можно любить и нужно бояться, но любви у Газы практически нет. Как максимум он чувствует, что иногда ему нужно как будто одобрение отца, причем объяснить себе эти чувства он не может. И бросить отца тоже не так-то просто, ведь у них есть что-то вроде единства. Он называет себя, отца и резервуар Троицей. И все это притом, что парень сам мало чем отличается от иммигрантов, с которыми имеет дело, во всяком случае, он так же бесправен и нужен Ахаду только для исполнения поручений. Ахад не считает, что у сына могут быть какие-то мечты и желания, поэтому он чуть не избивает сына, когда тот изъявляет желание уехать в другой город, чтобы учиться в старшей школе. Нет, Газа никуда не поедет, он нужен, чтобы помогать здесь. Газа очень много размышляет об отце, анализирует его поведение, строит догадки, пытаясь понять значение его слов. И объясняет себе себя: я такой из-за отца. А он натуральный монстр. Он даже не может назвать свою должность «смотрителем» или «администратором». Для себя он называет свою деятельность работой в канализации. Отец раздавал иммигрантам воду бесплатно, а Газа в десятилетнем возрасте стал втайне от отца требовать у них деньги. «Еще!» - говорили иммигранты, требуя воды или еды и используя единственное турецкое слово, которое они знали. Газа мог дать им воды, но в целом был безответственным работником. Однажды он забыл включить кондиционер, отчего погиб 26-летний молодой человек из Афганистана по имени Кума. Позже Газа признался себе, он ничуть не забыл о своих обязанностях, тем более что отец ему напоминал, ему просто было лень вставать с кровати. А ведь этот парень сделал для Газы бумажную лягушку, нажимаешь на нее пальцем, и она прыгает. Теперь Кума преследует Газу как призрак, хотя и непонятно, способен ли он по-настоящему пробудить его совесть. Потому что Газа очень долгое время остается совершенным эгоистом. Он считает, что мир – это муха, кружащая вокруг него, да и кружит она только потому, что он еще ее не прибил.
Газа убежден, что он гораздо лучше понимает реальность, чем иммигранты в резервуаре отца. Многие из них пострадали от голода или войны и уверенно полагают: если есть ад, то должен быть и рай. Для Газы это не более чем ложная посылка. Существование ада нисколько не доказывает существования рая. Эти иммигранты просто дураки. Самая якобы борьба добра со злом – это просто хитрость, чтобы дать людям идеалы, за которые их можно отправить на смерть. То есть чисто функциональная уловка, на которой строится социальный порядок. Не нужно вообще разводить никаких теорий, потому что все просто. Жизна ценна постольку, поскольку ценна цель, на которую эта жизнь может сгодиться. Причем вместо слова «цель» Газа использует слово «вещь», то есть здесь ощущается чисто рыночный смысл. Все это чистая математика. Газа вообще называет надежду «естественной катастрофой». Зачем давать людям надежду и заставлять их верить в лучшее? Лучше доверять простым опилкам, которыми покрыт пол в месте, где спят иммигранты. Потому что они поистине магические. Они впитывают грязное прошлое, а потом, когда ты их смел веником, расчищается место для еще более грязного будущего. Позже Газа понимает, что он и сам как эти опилки. Благодаря ему стирается присутствие людей. Он признается себе, что трус, и говорит, что именно трусы и становятся монстрами. Не то чтобы оправдывая свою жестокость, но тем не менее используя это как аргумент, он заявляет, что иммигрантов вовсе не следует всех считать невинными. Было среди и множество преступников, которые пытались убежать от законов своей страны.
Газа много размышляет о моральных категориях, природе власти и тому подобном. Хотя он еще подросток, он уже демонстрирует наклонности радикального философа, который не просто берет знания из книг, а добывает их в полевых условиях. Он проводит жестокий эксперимент с иммигрантами в резервуаре. Он полагает, что резервуар – это страна, а иммигранты – ее народ. Теперь Газа хочет «поиграть с условями жизни». При этом он называет себя «Большой единицей» по аналогии с Большими семерками и двадцатками, то есть фараоном и повелителем рабов. Сначала он врет им, что заплаченных денег мало для транспортировки всех желающих, поэтому от кого-то нужно избавиться. Потом предлагает им продать почки, в общем, всячески запугивает, что изучить их реакцию. А однажды даже открывает воду в резервуар, полный людей, после чего преспокойно отправляется обедать. До начала экспемеринта он предложил иммигрантам выбрать лидера, и теперь за поведением лидера он и наблюдает. Результаты исследований оформлены тезисно, как научная статья. Название работе дано такое «Власть власти». Выводы получились следующие. Первое: во время кризиса лидер удаляется от людей и скрывает от них информацию. Второе: во время кризиса лидер рассматривает свои усилия помочь людям как личную жертву. Третье: люди с пониманием относятся к росту авторитарных черт лидера, так как считают, что это происходит для их же блага. Четвертое: в моменты кризиса отношения лидера и народа напоминают инцестуальные. И далее еще следуют различные наблюдения. Но главный вывод касается невозможности демократии. Люди удовлетворяются тем, что их спрашивают по всем вопросам, но не понимают, что в этих вопросах избегается тема реального управления. Философствование Газы, впрочем, касается не только теоретических вопросов, проходится он и по некоторым странам. Израиль он называет «невротичным пустынным ниндзя, одетым в черное платье, который появился из тумана и начал швырять во все стороны звезды Давида». А Турцию «булимичной депрессивной девчонкой, которая отражается жирной в зеркале для востока и истощенной в зеркале для запада, и которая два десятилетия ест, не останавливаясь даже чтобы перевести дыхание, толстеет и, пораженная чувством вины, заставляет себя рыгать другие два десятилетия, пока ее горло не начинает кровоточить, после чего она принимается снова есть».
После того, как перевернулся грузовик и Газа на несколько дней оказался окружен мертвыми телами, он пережил адское перерождение. Тогда он просил судьбу умереть раньше, чем сойти с ума. Потом он сам стал просить мертвых дать ему «больше!», как некогда просили его иммигранты. А когда он не получил от них ответа, он решил, что справится и сам, пусть и ценой безумия. Там же он переживает экстатические видения своего тела, органов, нервных клеток и чувствует, как он сам превращается во время. Результат - психическое расстройство, главным симптомом которого стала социофобия. Из-за этого, например, он не смог пожать руку министру, который обещал ему стипендию, и в итоге лишился возможности обучаться за границей. Так он превратился в «чучело, набитое жизнью еще до момента смерти». Он вообще теперь больше всего боится прикосновений. И вообще людей – от них исходит угроза удушения. Во время лечения он подсаживается на морфий и становится наркоманом. Его рай выглядит так: он один в резервуаре, окруженный ампулами с наркотиком. Годами Газа безуспешно будет бороться с собой, пытаясь излечиться от страха людей. В какой-то момент он почувствует прилив сил оттого, что сумеет поставить свое прошлое и воспоминания себе на службу, но реальный прогресс последует тогда, когда он примет радикальные решения, вытекающие из его очередных жестоких философских теорий. Раньше в резервуаре он изучал лидеров и возможность демократии, теперь он сделал новое открытие: весь социальный порядок держится на феномене линчевания. Когда много людей набрасываются на одну жертву, это сплачивает. Это и есть коллективная свобода, прямая демократия Руссо. Причем удивительно, что это желание быть с толпой, растерзывающей жертву, нисколько не мешает ему испытывать ненависть к природе, которая обязала всех пожирать всех. Однако этого ужаса перед жестокостью мало для рождения у Газы совести. Он говорит: «громогласный снаружи и слабый внутри, неспособный вступить ни в какие подлинные взаимоотношения, я использую всех вокруг меня без остатка, а потом выкидываю в мусорку». Еще когда у него сохранялись шансы на обучение, он размышлял о том, как станет доктором. Тогда я буду изучать Корсаковский синдром у людей, долго страдавших от голода. Хотя нет, здоровье людей того не стоит. Лучше я буду биологом, специалистом-энтомологом. Буду фиксировать дату смерту от бактерий и насекомых. Хотя опять же, какой смысл переживать от того, кто и когда отбросил ноги? Но понятно, что ни о какой учебе не может быть и речи. Газа занимается другим: он путешествует по миру в поисках толп линчевателей в надежде к ним присоединиться.
Газа – еще более страшный персонаж, чем даже его отец Ахад. Отец, по крайней мере, не строит теорий, а Газа делает философские выкладки, а значит, бессознательно хочет сделать свой опыт заразительным. Он похож на героев Достоевского. У Достоевского человек упивался падением и находил пусть и временное, но спасение от страданий тем, что невротически выбирал сторону зла. Жизнь затягивается в воронку и страдания только усиливаются. Их трудно даже просто проанализировать и можно только заглушить наркотиками. В его падении есть истошный крик страха. На словах он готов линчевать, а на деле не всегда способен поднять руку на жертву. Хакан Гюндай написал страшный роман об уничтожении человеческой души и ее перерождении в мире без рая. Слабые остатки совести иногда мерцают тлеющими углями, во всяком случае Газа прислушивается к голосу Кумы, которого он убил, однако он все равно остается неисправимым душевным калекой, не понимающим, что такое доброта и любовь, и заполнившим свой словарь другими словами – боль, страдание, насилие.
Сергей Сиротин