noblit.ru
Революцию 1917 года в России часто рассматривают как глобальную метафизическую трагедию. Иногда в ней даже видят библейский масштаб. Однако можно увидеть в «желании революции» общественно-психологическую категорию, не привязанную исключительно к России. Именно такой взгляд можно обнаружить в романе Юрия Буйды «Сады Виверны». На страницах этой книги в русской революции нет ничего исключительно русского. Революция – это не национальный пейзаж, а надмирный архтетип. Иногда общество живет мирно, а иногда его охватывает страсть, которую автор называет Эросом истории. Вот тогда и случаются революции.
В первой части книги действие происходит в начале 17-го века в Италии. На папском престоле Климент VIII, помогает ему племянник кардинал Альдобрандини. Так вот у этого кардинала есть незаконорожденная дочь-уродина Антонелла, которая неожиданно сбежала. Выяснилось, что сбежала она с художником Джованни Кавальери, который расписывал многие храмы. Но когда эту Антонеллу увидели, она оказалась красавицей. Так возникло предположение, что здесь не обошлось без нечистой силы. А раз так, нужна помощь инквизитора. Заняться этим делом поручено деятелю инквизиции испанского происхождения по прозвищу дон Чема. Точное название его должности требует целого абзаца: «мессер Хосе-Мария Рамон де Тенорьо-и-Сомора по прозвищу дон Чема был терциарием Доминиканского ордена, великим квалификатором – следователем по особо важным делам Конгрегации священной канцелярии, авторитетным ересиологом, экспертом по духам двенадцати категорий и тварям неведомым, но существующим, доктором utroque iure и доктором теологии, левой рукой всесильного кардинала-племянника Пьетро Альдобрандини».
Дону Чеме и его секретарю Томмазо по прозвищу Мазо удается найти и задержать девушку, но у той получается сбежать из дома дона Чемы, перерезав половину челяди. Впрочем, у церковных властей есть предположение, где ее вместе с любовником можно найти. Речь идет о монастыре Святого Вита недалеко от Пармы. Это место не столько центр религиозной учености, сколько богадельня. Когда-то здесь был храм Юноны, потом замок мелкого феодала. Когда замок обветшал, монахи возвели здесь церковь и приют для больных с аптекой, садом и огородом, где выращивались лекарственные растения. Это и есть сады Виверны, потому что виверна когда-то была изображена на гербе феодала. Теперь алая виверна, нарисованная на щите под ногами братьев-лекарей, символизирует побежденную болезнь. Сегодня со всей округи сюда привозят немощных и сумасшедших женщин. Здесь их либо пытаются лечить, либо просто изолируют от общества. Когда дон Чема вместе с Мазо прибывают сюда, выясняется, что информация верна – Джованни Кавальери действительно здесь. Дон Чема вступает с роковым художником в дискуссию, после чего в монастыре случается конце света в миниатюре с пожаром и летающими чудовищами. Если верить рукописи (а это и есть первая часть романа), то спастись удастся только Мазо вместе с Антонеллой.
Во второй части мы переносимся во Францию времен Великой революции. Здесь главный герой Арман де Брийе, шалопай из Гавра, который теряет отца и становится свидетелем того, как мать повторно выходит замуж за человека по прозвищу папаша Пелетье. Это общество избавлено от необходимости заниматься черным трудом. В друзьях у семейства маркизы и графы, а типичное времяпрепровождение – это рисование обнаженных натурщиц. А раз так, то с казнью короля есть риск потерять привилегии. Поэтому принимается решение отправить Армана де Брийе и еще одного молодого человека Мишеля д’Анжи к дальнему родственнику Лепелетье, который был аристократом, а с победой революции стал называть себя гражданином Лепелетье. Возможно, он подскажет как быть. На хитроумном экипаже, приводимом в движение педалями, два молодых человека отправляются в путь. В революционное время дороги полны опасностей, и нашим героям тоже не удается избежать неприятностей. Близ Парижа они попадают в стычку, Арман де Брийе теряет сознание и приходит в себя в поместье некоего маркиза де Бриссака. Поскольку Мишель д’Анжи в себя так и не пришел и, вероятно, впал в кому, Арман решает выдать себя за него. Глава поместья – это маркиз де Бриссак собственной персоной, а его супруга Манон быстро становится любовницей Армана. Все бы ничего, но молодой человек начинает замечать странности. В подвале усадьбы хранятся большие бутыли, в которых плавают мужские тела; в саду итальянские служащие сжигают в больших печах странный мусор, напоминающий человеческие тела; периодически слышны крики и шум преследования, а тут еще де Бриссак предлагает Арману-Мишелю стать кем-то вроде его секретаря. Все тайны в конце будут раскрыты, и снова мы увидим ниточку, протянувшуюся от Джованни Кавальери из первой части. Служение злу, возможность красоты не от Бога и вечная жизнь – вот с какими темами связывает автор эти сюжетные линии.
Заключительная третья часть переносит нас в Россию конца 19-го века и потом револиционную. В центре три семейства – скучающего помещика Якова Сергеевича Одново, управляющего кирпичного завода Владимира Преториуса, и обрусевшего банкира де Брийе, очевидно, связанного со второй частью. Речь пойдет об их детях. Если родители могли позволить себя роскошь неучастия в общественной жизни, то дети должны сделать выбор. На дворе смутное время, в Петербурге каждый день теракты, тайные агенты охранки выискивают революционеров, а революционеры становятся тайными агентами охранки. Те, кто хотят свергнуть царя, обещают новый мир и нового человека, и на всех студенческих вечеринках это главная тема для обсуждения. Нужно ли потворствовать нежизнеспособной русской интеллигенции или лучше взять топор, чтобы прорубить в глухом лесу монархии дорогу к светлому будущему? Шурочка, дочь Якова Одново, Георгий, сын кирпичного управляющего Владимира Преториуса и Виктор, по прозвищу Вивенький, сын банкира де Брийе и Полины Вивиани, не остались в стороне от этих жестоких веяний времени. Самый страшный выбор, в духе Достоевского, делает Виктор Вивенький, который превращается в натурального монстра. Он готов пожертвовать всем ради своих целей и готов даже уничтожать близких. Дружба, родство, симпатии – все эти слова исчезают из словаря человека, выбравшего службу злу. Третья часть «Садов Виверны» - это новые «Бесы» Достоевского. Художественная ткань Достоевского окрашена в единственный тон – идейный. Так и у Буйды сталкиваются идеи. Но они не то чтобы борются. До борьбы дело не успевает дойти, потому что побеждает Эрос Истории, гнусная похоть революционного разрушения. Именно этому Юрий Буйда и хотел посвятить свой роман. А Виверна – это крылатая рептилия с однозначной отсылкой к ветхозаветному змию. Герои этой книги выбирают зло, но не просто так. Они умеют логично защитить свой выбор.
Какая бы ни была эпоха удел человека жить в хаосе и опасности. Легко понять смуту Великой французской и русской революций, но даже Рим 17-го века – это очень неспокойное место. Здесь среди бела бела могут ограбить даже венецианского посла и его не спасут ни титулы, ни вооруженная охрана. Дороги кишат разбойниками, поэтому инквизитор дон Чема отправляется на поиски Джованни Кавальери тоже с професионнальной охраной. Почти все герои «Садов Виверны» одержимы сексуальностью, и дон Чема не исключение. Строгий с еретиками, он вовсе не сторонник аскезы для себя и однажды даже говорит, что «беда тела заключается в том, что ему приходится претерпевать жизнь духа». Своим любовницам он самолично бреет ноги и в этом искусстве достигает непревзойденных высот. Дон Чема человек ученый и все судит как бы с точки зрения Бога, а точнее, разумеется, церкви. В многочисленных дискуссиях он нередко высказывает оригинальные наблюдения. Например, рассказывает о странностях «Божественной комедии» Данте. В седьмом круге ада тот поместил своего учителя Брунетто, писателя и патриота Флоренции. Вероятно, таким образом Данте намекал, что Брунетто был содомитом. И вот вопрос, Данте честен или безжалостен, выдавая тайну учителя? Или говоря об одной картине Леонардо, дон Чема заявляет, что когда в человеке дьвол сливается с Богом, это и есть последняя правда, которую он называет уже бесчеловечной. Однако жизнь все-таки не сводится к выбору между правдой и ложью. Повторяя мысль, высказанную в «Воре, шпионе и убийце», Юрий Буйда устами дона Чемы говорит, что мы выбираем между любовью и пустотой и между разными правдами. Это напоминает ересь, однако умудренный опытом инквизитор не намерен лгать себе. Да, свобода слова должна существовать, но лишь когда речь идет о решении проблем общества и государстве. Когда же мы судим о Боге и его творениях, свободы слова быть не может. Когда же возникает самая страшная и обольстительная пустота? Когда появляется красота, дарованная ни за что. То есть случай Джованни Кавальери, который превращает уродин в красавиц.
Главный словесный поединок дону Чеме предстоит как раз с этим человеком. Для Джованни преображение женщин – это чудо любви, которое можно исчезнуть, если любовь пройдет. От одной его любви и происходит рождение красоты, никаких волевых усилий он к этому не прикладывает. Причем на красоту как таковую Кавальери плевать, ему главное любовь и неважно к кому, хоть к Христу, хоть к дьяволу. Собственно, сам Христос представляется ему повелителем уродов, потому что так желать красоты может только калека от рождения. Для инквизитора же это не любовь, вернее, не божественная любовь. Для него Кавальери – это порождение эпохи, когда все не то, чем кажется. Сейчас женщины ходят на каблуках и могут изменить цвет волос, а мужчины красят губы. Никто не говорит прямо, все используют метафоры. «Тела дорожают, души обесцениваются». В итоге человек отпадает от Бога. Неудивительно, что в такую эпоху появляются колдуны, способные обмануть публику своими подделками. Ведь новая красота Антонеллы – не настоящая, фальшивая. Кавальери – тиран и деспот, красота, которую он дарует, - это не более чем его капризная прихоть, отражение его желаний.
О том, что красота – это непостижимая загадка, рассуждают и герои второй части во время Великой французской революции. Можно привести примеры красивых женщин, перечислить свойства красоты, но выразить ее суть невозможно и тем более объяснить, почему можно влюбиться в дурнушку. Шалопай Арман – типичный представитель, можно даже сказать, жертва своей эпохи. О себе он говорит так: «Революции и женщинам удалось пробудить во мне все благое и все дурное – воловье упорство, бесстрашие бродячей собаки, обезьянью похоть, которые помогали мне преодолевать робость перед миром сложившихся форм ради создания собственного космоса, хотя в обыденной жизни иногда заводили в самые грязные углы». То есть снова речь о том, на что намекал инквизитор дон Чема: Бог и дьявол живут в душе человека одновременно. Здесь цитируются слова Гете о том, что свободен только первый шаг, но мы рабы второго. Мы наделены животной природой и только свободная воля может удержать нас от второго шага. Кажется, что маркиз де Бриссак может подняться над человеческой бренностью благодаря мистическому происхождению, но это снова жестокий выбор между добром и злом.
Во второй части мы лучше понимаем образ Джованни Кавальери из первой. Это архетип Дон Жуана. «Он – одинокий актер, играющий одновременно соблазнителя и соблазняемую, лишенный памяти Протей, удел которого – утраты и ожидания. Он сам выше сострадания, выше добра, как искомый, но так и не найденный Бог. На этом пути в обезбоженном мире уже никогда ничего не найти. Люди, которые верят в грех и воздаяние, говорят о Дон Жуане с омерзением, радуясь, что он был осужден, признан виновным и проклят навеки. Я же говорю: он умер. Его не убили – он покончил с собой, потому что только самоубийство является главным, а может быть, и единственным доказательством его свободы…»
В третьей части мы купаемся в закатном солнце царской России, чтобы на следующий день встретить совершенно другой рассвет. В конце 19 века помещик Яков Сергеевич Одново ведет типичный образ жизни небогатого аристократа, хорошо описанный в русской литературе. С утра он выпивает для аппетита, за обедом – для пищеварения, за ужином – для сна, а в промежутках – для бодрости. Следующему поколению такая праздность уже не свойственна. Нужно определиться, по пути тебе с революцией или нет. Шурочка Одново, Виктор Вивиани и Георгий Преториус, все с прекрасным образованием и превосходными карьерными перспективами, без конца спорят. Преториус не сторонник радикальных мер. Революцию выбирают бунтующие подростки с топором, тогда как «взрослый человек живет после конца света». Исходить нужно из того, что всеобщей справедливости никогда не будет. Верить в нее значит быть идиотом, а считать, что ты знаешь о справедливости лучше других, значит быть негодяем. Ему возражают: нечего жить прошлым. Нет никакого потерянного рая «вчера», зато есть идеал «завтра», стремиться к которому нужно сегодня, даже если это потребует разрушения всего мира. Такая радость становления куда лучше морали рабов. Если углубляться, то это, безусловно, вопрос о свободе. Может ли человек вообще вынести свободу? И разве сложившийся миропорядок не является «островком необходимости», защищающим нас от нее? И тем не менее революции стремятся почему-то именно к свободе: «Христос освободил душу, Ренессанс – человека, Великая французская революция – общество, русская революция освободит и преобразит весь Космос!..» Революции, как и зло, очень соблазнительны. Один раз Шурочке Яковлевне показалось, что она оказалась в садах Виверны из рассказа помощника инквизитора Томмазо (то есть первой части романа). Однако никакой рефлекс самозащиты у нее не сработал: «Там так хорошо, так красиво и так страшно… И ведь понимаешь, что рядом ужасный Змий, и хаос, и безумие, и ведь знаешь, чем все кончится, но нет сил, как хорошо…» Нетрудно сложить два и два и понять, что сады Виверны это и есть русская революция.
Главным носителем этой злой энергии вседозволенности выступает Виктор Вивиани по прозвищу Вивенький. Пока другие спорят, он уже начинает действовать. Еще когда он учился в Александровском лицее он представлял себе другое будущее. А потом он прочитал «Ионыча» Чехова, и это перевернуло его. «Тогда-то он и понял, чего на самом деле боится больше всего, какой страх превосходит все его страхи, и это был не страх смерти, не страх показаться смешным, не страх перед насилием – это был страх Раскольникова перед ничтожностью: мечтая вознестись до Наполеона, он убил всего-навсего жалкую старуху-процентщицу, а потом был вынужден лгать и оправдываться перед заурядными людишками». Такой порядок вещей, при котором все от царя до кухарки делаются униженными и оскорбленными, должен быть уничтожен. И Вивенький поистине делает поступки по ту сторону добра и зла, хотя, по сути, это самое настоящее зло.
Революционная ситуация в России – это время жестокости. Юрий Буйда приводит вполне статистические данные, по которым можно оценить частоту насильственных действий. «К концу 1907 года число государственных чиновников, убитых или покалеченных террористами, достигло почти 4500. Если прибавить к этому 2180 убитых и 2530 раненых частных лиц, то общее число жертв в 1905–1907 годах составляет более 9000 человек… Подробная полицейская статистика показывает, что, несмотря на общий спад революционных беспорядков к концу 1907 года (года, в течение которого, по некоторым данным, на счету террористов было в среднем 18 ежедневных жертв), количество убийств оставалось почти таким же, как в разгар революционной анархии в 1905 году. С начала января 1908 года по середину мая 1910 года было зафиксировано 19 957 терактов и революционных грабежей, в результате которых погибло 732 государственных чиновника и 3051 частное лицо, а 1022 чиновника и 2829 частных лиц были ранены. За весь этот период по всей стране на счету террористов было 7634 жертвы».
Причина этого не в бедности и не в социальном порядке, которые несправедлив. Причина в другом, в том, что душа человека – это вечный объект атаки для разного рода разрушительных желаний. Она жертва Эроса истории. У любви, как у красоты, железа и Бога, нет множественного числа, говорит героиня первой части. Но такая любовь может не только освобождать, но и подчинять, и вот тогда уже рождаются реальные чудовища. «Эрос истории не имеет ничего общего с милыми крылатыми существами – амурами и купидонами, вооруженными игрушечными луками, какими их изображают на открытках, что на самом деле он ничем не отличается от всех этих зевсов и аполлонов – грозных и грязных древних богов, смрадных порождений мрака и хаоса, неудержимых, безжалостных и безмозглых, которые рыщут в поисках жертв, а не сторонников или противников». Во второй части звучит такая реплика: «Вера в чудеса угасает, но чудовища бессмертны…» «Сады Виверны» - это повествование как раз о таких чудовищах. В любую эпоху человек уязвим и становится добычей мрачных инстинктов. Он может объяснить свое желание разрушать тысячью причин, и не способен жить спокойно. Роман Буйды – это путешествие по неровным ландшафтам европейской истории. И когда бы мы ни взглянули на этот корабль, он никогда не отдыхает в гавани, а всегда претерпевает шторм.