noblit.ru
Во втором томе монументального романа «Столица в огне» японского классика Кага Отохико мы продолжаем следить за перипетиями семьи бывшего военного врача Токита Рихея, владельца крупной частной клиники в Токио. Сороковые годы двадцатого века, Тихоокеанская война в самом разгаре. В начале японская армия только побеждала, стремительно захватив половину Восточной Азии. Несмотря на карточную систему и многие лишения военного времени, японцы, по-видимому, смотрели в будущее с оптимизмом. Многие следили за продвижением военных, учитывая, что этими военными были их сыновья, братья и мужья. При этом власть усиливала контроль за населением, вводя многочисленные запреты и обязывая людей публично демонстрировать почтение к императору. Однако со временем ситуация на фронте меняется, японцы переходят к отступлению и вот уже американские самолеты начинают долетать до Токио. «Столица в огне» - это как раз Токио, горящий от сброшенных на него зажигательных бомб.
Впрочем, во втором томе мы ни разу не окажемся на самом фронте. Мы по-прежнему будем наблюдать за семьей Токита. С потерей жены Кикуэ Рихей оказался в сложном положении. На смертном одре он обещал супруге не жениться на любовнице по имени Ито, но обещания своего так и не сдержал. Проблема в другом, кем теперь заменить жену, которая умело вела бухгалтерию? Одно время ее заменяла дочь Нацуэ, но надолго ее не хватило. Клиника Рихея начинает свое движение к упадку, и дело здесь не только в отсутствии грамотного управляющего. Дело еще и в том, что попросту не хватает персонала. Почти всех трудоспособных людей забрал фронт, старый состав клиники – это пожилые, а молодых врачей и медсестер взять неоткуда. Трудно найти даже служанку для дома, потому что все они вернулись в свои деревни, а даже если и найти, то ее нечем прокормить, потому что еды в городе нет. В этих условиях Токита Рихей работает как может, а больных приходит только больше, потому что теперь есть еще и раненые. На этом фоне развивается его личная драма. Он приютил в клинике своего сына Хэйкити от первого брака, которого не видел больше тридцатати лет, и дал ему должность управляющего. Хэйкити – фигура спорная. Как управляющий он не слишком силен, но в нем есть коммерческая жилка, и именно благодаря ему Рихей смог наладить прибыльное производство медикаментов и товаров для армии. Поэтому сына он терпит. Но злые языки стали докладывать ему, что его бывшая любовница, а ныне супруга Ито крутит роман с Хэйкити за его спиной. Рихей не знает, относиться к этому как к правде или как к клевете, но покой свой теряет. Он подсаживается на морфий и в итоге превращается в натурального наркомана. С большим трудом семье удается убедить его лечь на лечение в психиатрическую клинику. Назвать это больницей, впрочем, язык не повернется, это просто изолятор, где несчастные пациенты реально умирают от очень плохого питания. Да и какое могло быть лечение наркомании в 1940-х годах? Человека просто закрывали в палате на время абстиненции. Рихею ничего не остается кроме как подчиниться, потому что из-за морфия он уже превратился в нетрудоспособный скелет. Проблемы со здоровьем, упадок клиники, поражения Японии – все это формирует у Рихея душевный настрой, соответствующий «взгляду из загробного мира на мир живых».
Во втором томе Кага Отохико описывает с каким трудным вызовом столкнулись токийцы ближе к концу войны. Вся жизнь, весь быт определялся угрозой бомбардировок. Школьников принудительно эвакуировали в сельские районы, поэтому Хацуэ, дочь Рихея, осталась без своих сыновей, а старшего Юту чуть раньше с трудом, но все-таки удалось отдать в кадеты. Плотники под руководством внебрачного сына Рихея от медсестры занялись серьезной подготовкой здания клиники. Здание деревянное, поэтому одно попадание бомбы и клинике конец. Плотники укрепляют стены, делая их пожароустойчивыми, запасают воду и мешки с песком, а также роют бомбоубежище, возводят пандусы, чтобы можно было возить лежачих больных. Поначалу в бомбоубежище переводили пациентов в порядке учений, но потом учения закончились – в небе появились реальные самолеты, и они начали сбрасывать реальные бомбы.
Токио погружается в пучину огня не в первый раз в двадцатом веке. 1 сентября 1923 года случилось великое землетрясение, унесшее жизни десятков тысяч людей и разрушившее город. Рихей хорошо помнит эти события и делится воспоминаниями во втором томе эпопеи. В те дни была частично разрушена и его клиника, а также вышли из строя заводы, на которых Рихей производил свою продукцию, в частности, рентгеновские аппараты. Потери были колоссальные. Народ начал искать виноватых, не веря, что простое землетрясение может вызвать такой масштабный пожар. Во всем обвинили корейцев, и на них началась настоящая охота. Рихей в этой ситуации повел себя очень достойно. Он не поверил в эту чепуху о корейском заговоре и даже спрятал у себя в подвале корейца, которому когда-то отрезал ногу, чтобы спасти жизнь, а потом оставил работать у себя. Корейца это, правда, не спасло от расправы, но совесть Рихея была чиста. Рихей вообще выглядит очень достойным человеком. Он радуется победам армии, но мы ни разу не видим его обличающим врагов государства. Иными словами, он патриот, но не фанатик. Что, впрочем, после известия о начале войне с Америкой, не мешает ему остановить прием больных и обязать персонал отправиться вместе с ним в храм на молебен о победе.
Рихей человек волевой и вспыльчивый. Он уважает Христа и Будду, но не считает, что члены его семьи должны быть религиозными. Поклоняться следует только императору и вообще Рихей счастлив, что родился в эпоху великого императора Мэйдзи. В свое время он выступил резко против того, чтобы его дочь Хацуэ приняла крещение. Тем не менее во втором томе эпопеи он неожиданно дает разрешение на брак второй дочери Нацуэ с христианином Кикути Тоору. Кикути Тоору, вероятно, любимый персонаж автора, потому что именно через него звучит антивоенный голос. Он пацифист, христианин, но военные власти забрали его в армию и заставили сражаться. На войне он потерял руку и теперь вернулся, чтобы жениться на Нацуэ. Не понимая до конца истинного положения вещей, Рихей воспринимает его как достойного защитника родины и потому, вероятно, дает согласие на брак. Нацуэ вместе с мужем теперь готова войти в мир веры, и в этом нет никакого принуждения. Наоборот, Нацуэ открывает для себя безграничную радость от того, что приближается к Богу. Однако опытный Тоору уже не видит мир в розовом свете. Для него церковь фактически стала предательницей идеалов Христа. Японская христианская церковь действует заодно с властями, она оправдывает войну в Китае, собирает деньги для армии, поощряет дух милитаризма и осуждает несогласных. Она призывает к полному подчинению военным властям, приводя слова Писания о том, что всякая власть от Бога. Для Тоору, еще недавно прорывавшегося с боями к Великой китайской стене, это все большая ложь. В армии его заставляли учить слова из императорского указа: «Долг — тяжелее горы, смерть — легче лебяжьего пуха». Ты как будто даже на смерть ты имел права, потому что это был слишком легкий выход. В действительности же нет никакой священной войны, есть только убийство людей. Отдельные священники пытаются защищать идеалы мира, но за это их ждет жестокая расплата. Такова история американского патера Джо, который после начала войны в США становится в Японии врагом. За связь с ним проблемы ждут Кикути и Нацуэ. Сначала пара уезжает в провинцию на остров к родителям Тоору, но там жизнь не задалась. Полицейские агенты следят за Тоору и здесь. Его увольняют из школы. В итоге Кикути попадает в заключение, а Нацуэ начинают травить за непатриотизм. Однако Тоору настоящий герой. Он терпит все мучения и не отказывается от веры, вспоминая о муках Христа.
Второй антивоенный голос принадлежит Синскэ – молодому человеку, с которым у Хацуэ в первой части эпопеи был небольшой роман. Там мы читали о том, как тяжело было японской женщине быть свободной в своих чувствах. Во всем она должна была подчиняться мужу и даже приветствовать его после работы, припадая руками к полу. Во второй части связь Хацуэ с Синскэ почти раскроется, и Хацуэ будет злобно недоумевать по поводу морального облика своих судей. Муж изменял ей со служанкой, а отец при живой жене ухаживал за любовницами, сделал ребенка медсестре, а потом еще и женился на Ито едва Кикуэ отошла в мир иной. Но, к счастью, Хацуэ удастся выкрутиться.
В противоположность брату Кэйскэ, Синскэ человек тонкой душевной организации, он любит литературу и искусство, мечтает о Франции и ненавидит войну. В душе у него царит конец света. Он понимает, что его призовут, но не делает ни малейшей попытки стать офицером и даже пропускает военную кафедру в университете. Он живет так, как будто уже умер. На примере Синскэ Кага Отохико рисует нечастый образ японца, которому глубоко противна война. Страдает Синскэ и от того, что, кажется, не имеет художественного таланта. Сколько было гениев, которые создали великие произведения до двадцати пять лет? Синскэ же только потратил время впустую. Сейчас он сравнивает себя со смертниками, ожидающими казни из прозы русских писателей. Если бы они остались жить, в их распоряжении была бы бесконечность. Но похоже, что и Синскэ такой же смертник, ведь на войне его убьют обязательно. Он боготворит Францию, но Франция уже захвачена Гитлером. Раньше Синскэ захаживал в библиотеку при французском посольстве и читал французскую литературу, но теперь библиотека закрылась, а перед входом расхаживает «похожий на немца» охранник. На медицинском факультете, где учится друг Синскэ, большинство профессоров получало образование в Германии и теперь превозносят нацистов. Синскэ это отвратильно, и он верит, что блеск бессмертной французской литературы не померкнет никогда. Но пока что сам он становится изгоем в своей стране, а Япония – это какое-то страшное представление безумца: «Синскэ полагал, что самые комичные зрелища в нынешней Японии устраивает император. Торжественные выезды, армейские и флотские парады — все это театр абсурда, иначе не скажешь». Только режиссеры этого театра отправляют японцев на реальную смерть. Брат Синскэ, военный Кэйскэ, вспоминал битву при Халхин-Голе. Он тогда признал превосходство советских войск. И броня у танков прочнее, с трехсот метров не пробьешь, тогда как японские танки вспыхивали как бумага, причем советские артиллеристы стреляли по ним с восьмисот метров. Отсюда и горы трупов с японской стороны. Но разве это остановит Японию, которая обязательно должна победить? Ради этих невозможных целей пострадает и Синскэ. Он ничего не сделал, не прожил жизнь, а теперь ему суждено умереть ни за что. У сверстников он наблюдает «эйфорию висельников», этот немецкий термин передает внезапное исчезновение страха у приговоренного к смерти. Сверстники и вправду верят, что смерть легче гусиного перышка – думает Синскэ о них.
Начинает свой путь как военный и старший сын Хацуэ Юта. Его с большим трудом удалось пристроить в кадетское училище, и когда это случилось, в семье это восприняли как большой успех. Как-то Юта пришел на побывку на домой, и мать случайно наткнулась на его дневник. В нем Юта очень самокритично писал о необходимости работать над собой и верно служить императору. В дневнике были пометки преподавателя, из которых следовало, что Юту хвалят. Хацуэ была удивлена. Однако Юта все быстро ей объяснил. Дневники пишутся по специальному шаблону исключительно, чтобы понравиться надзирателям. А потому в них ни слова правды. И, по-видимому, Юте не так и нравится быть кадетом. В детстве, как мы помним из первого тома, он безумно любил читать, что даже угрожало его успеваемости в школе, а еще увлекался астрономией. Кадетом он стал по воле родителей. Отец Юдзи был убежден, что только военный сможет преуспеть в Японии.
Но, разумеется, военная идеология должна была на чем-то держаться. По-видимому, все же было немало тех, кто получал прибыль от экспансии Японии. Таков муж Хацуэ Юдзи. Получив информацию о продвижении армии на юг, он быстро избавился от маньчжурских акций и приобрел «южные» акции, в частности, производителей древесины и каучука. Лишь после череды отступлений японской армии эйфория начинает спадать, хотя пропаганда работает по-прежнему. Когда над Токио появляется первый американский самолет, газеты пишут, что это ничего не значит, что вражеские самолеты никогда не смогут преодолеть заслон японских ПВО. Однако та же Хацуэ не наивна. Если прилетел один самолет, то их может прилететь и больше. И действительно, вскоре начинаются бомбардировки.
В военное время жизнь японцев была полна ограничений, и мы, как и в первом томе, хорошо это видим. Дело не только в том, что в Токио мало кто ел рыбу и не было даже обычного риса. Нельзя было купить даже шелковые и хлопковые изделия, и продавались только кимоно из дешевого искусственного волокна, шуршащего как бумага. «Движение за мобилизацию национального духа» развесило по всему городу слова «Роскошь – наш враг». Но под роскошью понималась уже обыкновенная еда. Купить можно разве что сушеные бананы из Тайваня, хлеб с добавкой картофеля и бобовую пасту, и то если отстоишь очередь, потому что даже эти продукты моментально разбирали. В психиатрической клинике, где Рихей пережидал абстинентный синдром, пациенты реально умирали от плохого питания, причем хоронили их голыми в земле, потому что одежду забирали санитары. Студентам разрешалось ходить в кино только по субботам, в остальные дни их за это могла задержать полиция. Женщинам запретили делать химическую завивку. У населения конфисковывали изделия из золота. Аристократы и крупные чиновники пересели на рикш, потому что ездить в автомобилях на дровяном ходу было несолидно. Был пересмотрен закон об общественной безопасности. Теперь людей начали арестовывать только по подозрению в противоправных действиях, именно от этого закона и пострадал Кикути Тоору. Закрылся минералогический музей, где работала Нацуэ. Друг семьи угольный магнат Кадзама Синъитиро прокомментировал это примерно так: в наши великие времена такие музеи – это только обуза, потому что музей не имеет отношения к «Великой восточноазиатской сфере сопроцветания».
Несмотря на военное время и, следовательно, невозможность сантиментов Кага Отохико тем вводит в свой роман отсылки к японской культуре. То есть японская история – это вовсе не вакуум, наполненный исключительно идеями военного превосходства (пусть это по большей части и выглядит так). На медицинском факультете, например, для обозрения выставлен мозг великого писателя Нацумэ Сосэки, который умер от язвы желудка и которого Рихей, как он уверен, легко бы вылечил своим методом промывания. Упоминает Кага Отохико и гостиницу, которая стала местом действия повести Мори Огая «Дикий гусь». Появляется мельком и сам Мори Огай, когда Рихей вспоминает свое участие в японо-русской войне. Во втором томе Рихей вообще охотно делится своими воспоминания о юности и карьере военного врача. Он рассказывает о том, с каким трудом получал образование в Токио, как в столице появились электрические лифты, но еще не было трамваев, как японские корабли сражались с русскими. В японском флоте во время войны царил задор, матросы говорили: «Ну, сейчас-то мы всем покажем!» Это было всеобщее ощущение, что Япония наконец начала творить мировую историю. Однако и достойного противника они уважали и произносили имена генералов Ноги и Стесселя с одинаковым благоговением. Также Рихей на всю жизнь запомнил мужество капитана Миклухи, который предпочел пойти на дно со своим кораблем, но не сдаться. Рихей пишет, что не до конца понимал причин войны с Россией, хотя у него и было представление о том, что русские мешают японцам распространить свое влияние на Корею и Маньчжурию. И, конечно, война оставалась трагедией. Рихей сообщает, что у японских военных, попавших под обстрел русских пулеметов, делавших шестьсот выстрелов в минуту, появился новый тип ранения, не описанный в книгах. Его назвали «сотовое пулевое поражение всего тела», потому что изрешеченное тело напоминало пчелиные соты. Рихей горд за Японию, но вид раненых не избавлял его от ощущения, что японские военачальники поднимались к славе по чужим трупам. Можно было бы действовать куда осторожнее: «Пушечное мясо» — это новое словосочетание вошло в обиход после опубликования одноименного романа Сакураи Тадаёси об осаде Порт-Артура. Солдаты лезли вперед, подставляя себя под убийственный огонь. Расчет был на то, что оставшиеся в живых захватят вражескую крепость в рукопашном бою. Как можно согласиться с такой убийственной тактикой? Я полагал, что число жертв можно было бы сократить, если бы пехота продвигалась, прикрываясь тележками, закрытыми толстой броней. Похоже, в своем воображении я изобрел что-то вроде танка».
Второй том «Столицы в огне» подводит нас к мысли, что Япония, может, и великая, но не безупречная страна. Даже пламенный патриот Рихей, который во всем поддерживает императора и боготворит его, понимает, что что-то пошло не так. Во время японо-русской войны японский флот не знал поражений. А что теперь? После успешного Перл-Харбора погибли уже два флотских главнокомандующих, но не в бою, а в засаде. Где теперь великие победы? Происходит вообще-то невероятное – военное командовое приносит жизни молодых камикадзе в жертву. Рихей говорит, что чрезмерная возбужденность, в частности, на праздновании 2600-летия империи – это наоборот признак обреченности. Этот последовательный и целеустремленный военный врач даже приходит к идее смирения, потому что осознает всю тщету земных достижений. Однако книга Кага Отохико – это не скучная хроника и горькие выводы, а фактически история жизни народа, в которой есть место не только войне. Преимущественно речь, конечно, о войне, от нее нельзя было отмахнуться, но Кага Отохико выписывает характеры во всей полноте, а не только как следствия обстоятельств. Антивоенный голос при этом очень важен, хотя рождается он в больших муках. Токио уже бомбят, но японцы отказываются признавать поражение и тем более говорить о своих ошибках. Как мы знаем, все изменится только после роковых событий августа 1945 года.