Сейчас читаю мемуары Гарсиа «Жить, чтобы рассказывать о жизни», а в выходные восполнил один из своих последних пробелов в знакомстве c русскоязычной нобелианой, прочитав ранний и труднодоступный роман Франса. Намеренно не называю его, поскольку до революции было три разных перевода (Устрялова, Воскресенской, Наживина) с разными заголовками. Потом он ни разу не выходил, хотя сам автор представлен у нас достаточно широко. До вчерашнего дня я не мог объяснить причину этого явления. Теперь мне она понятна: писатель карикатурно изобразил Парижскую коммуну, что в советское время исключало издание такого произведения.
Вот уже четверть века нет у нас коммунистической цензуры, а шаржированное изображение прежних кумиров вместо попадания в печать остаётся за семью печатями. Наверное, поэтому не переиздаются у нас более ста лет и «Взбаламученное море» Писемского, без которого трудно понять пореформенную Россию 1860-х годов (репринт не в счёт), и «Омуты» Сенкевича.
Или современные издатели совсем не знакомы с историей мировой литературы?
