Автор Тема: 1949 Уильям Фолкнер - Деревушка. Город. Особняк  (Прочитано 14390 раз)

0 Пользователей и 1 Гость просматривают эту тему.

Оффлайн SiR

  • Петер Энглунд
  • *****
  • Сообщений: 662
  • Рейтинг: 48
  • Редактор сайта NobLit.Ru
    • Просмотр профиля
    • Лауреаты Нобелевской премии в области литературы
Уже с первых строк просматривается эпический масштаб книги. На огромном полотне Фолкнер воспроизвел картины дикой, непривычной, реалистической и в то же время почти мистической жизни американского юга. Семейство Сноупсов, появляющееся в «Деревушке», а точнее один его представитель – Флем Сноупс – медленно, но упорно подчиняет себе жизнь Французовой Балки, занимая сначала место приказчика у Билла Уорнера, а потом и его самого почти оставляя ни с чем. Не только Флем, но и все семейство Сноупсов - это сплошь дикие люди, которые мало связаны друг с другом не то то чтобы родственными, а хотя бы добрососедскими отношениями. Со временем сама фамилия «Сноупс» превращается в нечто нарицательное, синоним дикости, озлобленности, чуждости.

Появляясь в Французовой балке, Сноупсы встраиваются в ее жизнь, оставаясь почти не понятыми местными жителями, большая часть которых – безвольные, подчас ленивые фермеры, собирающиеся на галерее в лавке Уорнера, чтобы обсудить произошедшие события. Во всех героях Фолкнера есть, впрочем, что-то дикое, некая неустойчивость психики, которая толкает их то обозленному одиночеству, то к импульсивным жестоким действиям. В них всегда есть страсть – денег, лошадей, женщин, оружия.

В основе этих образов лежит недоговоренность. Сам сюжет рассказан так, будто Фолкнер записывал его по мере того как подслушивал, а те, кого он подслушивал, говорили, противореча друг другу, опуская одни подробности и выдумывая другие. Фрагментарная, мозаичная картина растет и вскоре становится ясной та условно цельная картина, которую рисует писатель – картина, в которой стечение незначащих обстоятельств шаг за шагом делает уступки молчаливой беспринципности нагрянувших, чуждых людей. Но картина, конечно же, не цельна. В ней есть общий дух времени, дух безвольных людей и людей своевольных и сильных, и есть множество частных судеб, редко устроенных, еще реже – счастливых. Люди постоянно ищут, мечутся и борются с призраками, которые рождает американский ландшафт. Их объединяет свобода предаваться страстям, но на этом пути они несчастны.

Конфликты на денежной почве, обманные сделки, покупка лошадей и земли – на этих сюжетах построен роман. Как и у Достоевского, деньги вообще много значат у Фолкнера. Они не символ счастья, но символ безрассудного стремления, которое отрывает человека от привычной юдоли труда и заставляет нестись навстречу порокам. Но Фолкнер никого не осуждает. Мораль в его произведениях уступает место исступленному порыву маленькой человеческой души. Трудно отыскать собственные комментарии Фолкнера к тому, о чем он рассказывает. Он не оставляет их, отдавая все на домысливание своим персонажам. Их мысли просты  и прямолинейны, но писатель в своей заторможенной, прочувствованной передаче постоянно как бы проворачивает их перед читателем, демонстрируя богатство наблюдений, которые способны делать обычные люди. Обожженные американским солнцем, они живут сами по себе, ни у кого спрашивая совета и никого не уча, находя свои собственные пути к гибели и давая окутать себя пыли, солнцу, раскрывшемуся хлопку и звону копыт на дороге и, может быть, только в этом находя свое недолгое счастье. 

Во второй части трилогии место действия и все интриги, которые удерживают персонажей в одном клубке страсти и дикости, переносятся из Французовой балки в город Джефферсон. Сюжет идет по следу безрассудного стремления Флема Сноупса к деньгам и власти, который только для того, в сущности, и перебрался в город. Женившись по расчету на дочери Билла Уорнера Юле, Флем, воплощая все ту же озлобленность на человеческий род и хитрость, которой единственно и надлежит с ним разделаться, путем ряда махинаций разделывается со своими предпринимательствующими родственниками и поднимается от смотрителя электростанции до президента Джефферсонского банка. Фолкнер, растворившись в своих рассказчиках, все же дает причину, почему Флем стал таким.

Цитировать
Смирение и, быть может, даже сожаление - хотя на сожаление  у  него  не
было времени, - но без отчаянья, хотя у него не было ничего, кроме воли, и
нужды, и беспощадности, и упорства, и  тех  способностей,  с  которыми  он
родился, чтобы служить им; никогда в жизни ни один человек ничего  ему  не
дал, и он ничего не ждал  от  людей  до  конца  жизни;  он  еще  не  успел
увериться, что в силах бороться и защититься от того врага, который таился
в слове Образование, и все же не испытывал ни  сомнений,  ни  колебаний  в
том, что он должен попытаться сделать это.

Обозление Флема на жизнь, само противопоставление его духу жизни подчеркнуто почти символически – он импотент, и его жизнь с Юлой, воплощающей в себе женское начало, и не просто начало, а само его архетипическое содержание, приводящее в трепет всех мужчин города и становящееся насмешкой над самой идеей греха, - вся эта жизнь интересует его только как средство к достижению своих целей – безжизненных целей денег и власти. Юла между тем в течение многих лет сохраняет любовную связь с мэром города Манфредом де Спейном, причем сознает, что делает это на виду не только у мужа, но и всего города, который только тем и занимается, что обсуждает ее. Юла свободна делать это, потому что ее свобода куплена наследством ее отца Билла Уорнера, и Флем скован только расчетом на эти деньги. По этой же причине и дочь Юлы от заезжего боксера (не Флемова дочь, но носящая его фамилию), Линда Сноупс становится заложницей планов неродного отца. Трагическая развязка этой истории приводит Флема к победе, Линду – к свободе уехать в колледж в другой город, а Юлу – к смерти. В «Городке» совершился очередной виток мифа американского Юга. Хитрость, расчетливость и упорство победили в борьбе с чистой красотой, утвердившей себя в пороке и тем насмеявшейся над ним.

Распараллеленность рассказа о событиях Джефферсона позволяет сохранить ту причудливую неуловимую форму, в которой невозможно само понятие истины. Фолкнер полифоничен и не делает приговоров от имени морали. Герои его книги остаются наедине с самими собой, и все они правы – даже Сноупс, который прав тем, что заставил жизнь прогнуться под себя. Прежняя диковатость юга, на этот раз несколько облагороженная атрибутами нового времени и более высокого общества, живет в фолкнеровских героях, и они даже не борются с ней, предпочитая существовать во времени, как в своей стихии, бесконечно злые на жизнь, но все же накидывающие на нее узды пленяющих их предельных страстей – любви и мести, денег или власти.

Заключительная часть трилогии «Особняк» в советском издании 1982 года снабжена предисловием Б. Грибанова, которое озаглавлено как «Возмездие Флему Сноупсу». Но, безусловно, не возмездие главное в книге. Также главным не являются «жизнь и деятельность героической американской коммунистки Линды Сноупс», вынесенные в аннотацию. Фолкнер изображает человека не для того, чтобы его осудить, и не для того, чтобы возвеличить его там, где он этого не заслуживает. В сущности, Фолкнер экзистенциален, и, если уж пришлось бы говорить о главном, то можно было бы использовать фундаментальную посылку экзистенциализма. Фолкнер рисует не «что», а «как» человека. В третьей книге миф об американском юге приходит к своему формальному завершению, но писатель не говорит: «подумайте над написанным и больше так не делайте». Он говорит: «подумайте над написанным и посмотрите, как это было дико, невежественно, трагично и при этом искренне и почти величественно в своей страстности!»

Минк Сноупс (очередной Сноупс из бесконечного семейства, некогда обрушившегося в «Деревушке» на Французову Балку) ожидает суда за убийство соседа. Он тщетно надеется на спасение от могущественного родича Флема. В итоге его отправляют в Парчменскую тюрьму, где он отныне знает: когда бы ни закончился его срок, по выходе на волю у него будет дело – застрелить Флема. Сам Флем, подозревающий об этом, проворачивает еще одну хитроумную схему и устраивает так, что Минка осуждают еще на двадцать лет за попытку побега. Свою смерть он отдаляет все той же целеустремленностью и хитростью, и делает это с такой естественностью для себя, что никому из жителей Джефферсона не приходит в голову желать ему за это смерти, не говоря уже о самом Фолкнере. Отсидев в итоге тридцать восемь лет, Минк выходит из тюрьмы. Несмотря на всяческие попытки помешать ему, он добирается до Джефферсона, проникает в особняк Флема и из ржавого револьвера за десять долларов последним из трех купленных патронов застреливает того, кого ненавидел. Герои книги сами не могут понять, как это могло случиться. Можно предположить, что Фолкнер все же не забывает о справедливости (хотя он и не готов именовать ее именно таким словом, чистым и благородным). Минк думает о ней скорее как об удаче:

Цитировать
«ведь он не справедливости  требовал,  справедливость  только  для счастливцев, только для победителей, но может же человек хотя бы надеяться на удачу, имеет же каждый право  на  удачу». 

Флем использовал «свое право» грабить и обманывать людей, превращать их в своих должников. Теперь Минк использовал свое. Впрочем, это было право всего города Джефферсона, в котором жители растворили свое желание справедливости. Даже Линда Сноупс, жившая с неродным отцом в особняке, в сущности, попустительствовала этому убийству.

Некогда обретшая свободу благодаря отцу (как она считала), она вырвалась за пределы города и поехала в колледж. Там она вышла замуж и, оказавшись в среде прогрессивных интеллектуалов, жаждущих деятельности, решила вместе с мужем ехать на испанскую войну. На этой войне ее мужа убили, а сама она осталась глухой. Вернувшись домой как героиня, она превратилась в «невесту безмолвия». Лихорадочная деятельность и здесь не покинула ее, и она стала пропагандисткой коммунистических идей, встретив жесточайшее, врожденное и непреклонное сопротивление со стороны джефферсонцев. Попытка «создать пролетариат» из негров успехов не увенчивается, и жизнь Линды протекает, в сущности, в бесплодных усилиях и попытках разобраться с прошлым и своими отношениями с юристом Гэвином Стивенсом, некогда заботившимся о ее интеллектуальном воспитании. Когда погибает Флем, Линда отдает дарственную на дом родственникам бывшего владельца особняка – выгнанного Флемом мэра Манфреда де Спейна.

Необъятная история Фолкнера подходит к концу. Писатель не оставляет нам наставления и заканчивает свой громадный труд дремотными размышлениями полусумасшедшего Минка Сноупса, явившего пример терпения, воли и муравьиной целеустремленности, – размышлениями типичного фолкнеровского персонажа, по-деревенски зашоренного, обреченного на вечную неудачу, но не сломленного и не побежденного.

Цитировать
он словно видел, как он уходит туда, к  тонким  травинкам,  к  мелким
корешкам, в ходы, проточенные червями, вниз, вниз, в землю, где  уже  было
полно людей, что всю жизнь мотались  и  мыкались,  а  теперь  свободны,  и
пускай теперь земля, прах, мучается, и страдает, и тоскует от страстей,  и
надежд, и страха, от справедливости и несправедливости, от  горя,  а  люди
лежат себе спокойно, все вместе, скопом, тихо и мирно, и не разберешь, где
кто, да и разбирать не стоит, и он тоже среди них, всем им ровня  -  самым
добрым, самым храбрым, неотделимый от них, безымянный, как  они:  как  те,
прекрасные, блистательные, гордые и смелые, те, что там, на самой вершине,
среди сияющих видений и снов, стали вехами в долгой летописи человечества,
- Елена и епископы, короли и  ангелы-изгнанники,  надменные  и  непокорные
серафимы.

Известны слова Сартра, сказавшего, что «Фолкнер – это бог!» Вероятно, Сартру импонировала принципиальная безморальность (точнее, многоморальность) фолкнеровского мира, резонирующая с экзистенциальными устремлениями его собственной и вообще экзистенциальной философии (хотя в то же время известно, что, восхищаясь техникой Фолкнера, Сартр не разделял его метафизических поисков). Но можно сказать, что Фолкнер бог и без подстраховки такой симпатией со стороны современной ему философии.
Какую можно вести дискуссию, если одного участника удивляет, что другой прочитал 26 из 103 лауреатов, т.е. одну четверть?! И это называется редким примером начитанности! (c) bibliographer

 

Яндекс.Метрика