Эпоха, о которой мы спорим, это не история — это наша боль, а у человека должен быть иной болевой порог, чем у животного. Человек к тому же испытывает и фантомные боли. Они есть и у тела и у души. Если нет фантомной боли души, значит нет и самой души.
Я тоже не жил при сталине. Ни дня. Но мне близки чувства старших. Доминирующим был страх. Если репрессии коснулись не всех, то патологический страх затронул каждого. Люди вспоминают, что оцепенение власти в июне сорок первого сопровождалось огромным вздохом облегчения всего народа. Это хорошо описано у Войновича в первой части «Чонкина». Никогда народу не дышалось так свободно при советской власти, как в первые месяцы войны. Потом эти душегубы спохватились, и всё вернулось в прежнее русло. Мой дядя вспоминал, как в сорок втором приехал в отпуск с фронта. Тут же побежал отоваривать карточки, чтобы угостить маму и тётю. Когда вернулся из магазина, тёти уже не было. Увели по навету соседей. Она считалась ответственной квартиросъёмщицей в большой коммуналке и сделала замечание одной наглой особе, чтобы та не занимала комнату эвакуированных и не пользовалась её вещами. Вот и всё. С тех пор 70 лет никто не знает её судьбы, её могилы. Естественно, дядя плюнул на отпуск и тут же сбежал назад на фронт: там, под пулями, ему казалось безопасней для жизни.
Другой пример, из русской глубинки. Десять лет назад я ездил в село, где родился и рос до семнадцатого года мой папа, пока им с бабушкой не пришлось бежать от террора (начался он не при большевиках, как думает 99% молодёжи и малограмотный Сванидзе, а сразу после Февральской революции). Собрал стариков, послушал их рассказы. Ровно треть села стала жертвой коллективизации. В сорок первом пришли немцы. Эксплуатировали нещадно (это оттуда Гитлер вывозил составами чернозём, а крестьян заставлял копать его по 16 часов в сутки), но расстреливали только за то, о чём объявили заранее. При большевиках же уничтожали не поймёшь за что. Посмотрел косо на члена какого-нибудь комбеда — крышка. Поэтому в оккупацию было хоть и тяжело, но не так страшно. И это говорят простые люди.
Страх у старшего поколения остался и до сих пор. Думаете, все голоса, которые получили ЕдРо и Путин на выборах, набрались за счёт вбросов и «каруселей»? Нет, многие шли на этот самоубийственный шаг сами. Всё из-за того же страха. Так как же побороть его, если не изучить его природу? А это дело литературы. Поэтому тема террора (что и есть страх в переводе на русский) не только не исчерпана, но и наиболее актуальна сегодня. Это, если хотите, доминанта общественного сознания целого поколения, которое ещё живо и продолжает играть существенную роль в политической жизни страны. Посмотрите, сколько вокруг сталинистов. Это ведь страшно! Если в цивилизованном мире судят за отрицание разного рода геноцида, то самый массовый геноцид, продолжавшийся с 1917 по 1956 годы, избежал своего Нюрнберга, а его идеология продолжает отравлять умы молодёжи. Так кому же, как не самой совестливой в мире литературе, взять на себя её разоблачение? Или вы думаете, что этим займутся на досуге чиновники вместо увеселительных поездок на Лазурный берег? Или вы хотите, чтобы всё вернулось?
