Моя рецензия была опубликована в журнале
"Урал", №5, 2013.
Добродушие в поедании младенцев
О китайской литературе нам не известно практически ничего. Современных китайских писателей, которые выходят по-русски, можно пересчитать по пальцам. И вот главное литературное событие 2012 года — Нобелевская премия достается китайскому писателю Мо Яню. Как раз к этому событию “Амфора” чудесным образом подготовила роман писателя “Страна вина”, который вышел в уже некорректной серии “Будущие нобелевские лауреаты”. Этот роман, изданный в мастерском переводе Игоря Егорова, — прекрасный образец того самого “галлюцинаторного реализма”, за который Мо Яню и была вручена Нобелевская премия. О писателе Мо Яне пока известно мало. Он бросил школу, долго работал политработником в армии, затем учился в литературном институте, а в настоящее время работает редактором газеты, совмещая эту работу с должностью заместителя председателя союза китайских писателей. Эта биография полностью противоположна тому, что пережил первый китайский нобелевский лауреат Гао Синцзянь. Гао Синцзянь был диссидентом и вынужден был эмигрировать во Францию, в то время как у Мо Яня нет никаких разногласий с курсом партии, более того, он считает даже цензуру вполне оправданной. По мнению Мо Яня, она нисколько не уродует текст. Наоборот, в этом случае китайскому писателю приходится быть более изворотливым и отвечать на политический вызов своему таланту.
Роман “Страна вина” вышел в 1992 году. Он посвящен, по-видимому, деградации бюрократической системы современного Китая. Ответить более точно сложно, потому что текст Мо Яня многопланов и художественно противоречив, собственно, эта художественная противоречивость и есть, пожалуй, основной прием Мо Яня в этом романе. Следователь по особо важным делам Дин Гоуэр приезжает на угольную шахту Лошань расследовать дело о поедании младенцев. Прошла информация, что высокопоставленные чиновники в Цзюго, она же страна вина, настолько погрязли в пороке, что уже употребляют в пищу младенцев. Дин Гоуэр принимается за расследование. Однако стоит ему выйти на директора шахты, а также на заместителя начальника отдела пропаганды, как эта парочка начинает его умасливать, под всяческими предлогами предлагая выпить и закусить. Дин Гоуэр сопротивляется как может, но все же не выдерживает давления и начинает пропускать одну рюмку за другой. Выпивке сопутствует отменная еда. Под занавес трапезы вносят жареного ребенка. Дин Гоуэр не верит своим глазам и готов арестовать чиновников. Но те снова его умасливают и объясняют, что это не ребенок, а сложное блюдо из корня лотоса. Сам не свой, следователь вынужден попробовать и это блюдо. Он до конца так и не узнает, действительно ли он ел ребенка. Фантасмагорический мир Цзюго затягивает его в свою тайну. То следователь ищет близости с женой чиновника из отдела пропаганды, то он вынужден спасаться от нее бегством. То он ищет способа наказать бюрократов, то пытается просто спасти свою шкуру. И все эти приключения только для того, чтобы, так ничего и не разгадав, закончить в выгребной яме. Такова одна половина романа. Другая половина — это переписка Мо Яня с его вымышленным учеником Ли Идоу, начинающим писателем, который посылает рукописи рассказов своему наставнику в надежде на публикацию. Это высокий образец эпистолярного жанра. Мо Янь, судя по его письмам ученику, пишет роман про страну вина, и ему крайне необходим материал. А Ли Идоу не только присылает рассказы, где хорошо описываются нравы Цзюго, но и добавляет от себя массу ценной информации. Так, например, из его писем можно разузнать о духах вин и о том, как делается вино или блюда из ласточкиных гнезд. Оказывается, что необъятная жизнь Цзюго проходит в тех же местах, где появляется Дин Гоуэр из романа Мо Яня. Получается своеобразый метароман о написании романа.
В романе Мо Яня можно разглядеть новый китайский миф, ответ Китая западной культуре. Прежде всего, Мо Янь с его обильным интертекстуальным обращением к современным и древним китайским деятелям как бы выступает за позитивную, созидательную культурную изоляцию своей страны. Но это не надменность, а лишь указание на то, что жизнь Китая сама по себе бесконечно богата. В одном из интервью Мо Янь даже заявил, что все написанное Гарсия Маркесом было написано и им самим, только позже. Другой чертой мифа является миграция ценностей реализма на некую гротескную территорию, что в условиях китайской цензуры является совершенно непостижимым феноменом. В “Стране вина” Мо Янь, активно поучая вымышленного ученика Ли Идоу, постоянно касается темы того, как надо правильно писать. Эта правильность берется из постановлений коммунистической партии и цитатников Мао Цзэдуна. Где-то Мо Янь советует быть более реалистическим, где-то менее чернушным, где-то менее политическим и так далее. Однако сам же разрушает собственные предписания, сочиняя “Страну вина”. Можно было бы сказать, что это метароман, то есть роман о сочинении романа, но в том и дело, что это лишь западный ярлык. Мо Янь не слишком изощрен в интеллектуальном плане, чтобы примерять на себя такие ярлыки. Скорее речь идет об особом способе жизни в литературе, об органической интеркаляции вымысла и гротеска в реалистическое полотно. Как у Гарсия Маркеса и Кэндзабуро Оэ, у Мо Яня вымысел не основан на каком-либо единичном фантастическом допущении, поэтому и не возникает желания ставить его под сомнение. При этом вымысел придает архетипическое заострение чисто реалистическим проявлениям жизни.
Современный китайский миф относительно молод. Как некогда у японского мифа, разработанного столь разными по духу Кэндзабуро Оэ и Юкио Мисимой, китайский миф исходит из того, что, кроме Китая, мира не существует. В Японии этот миф живуч, выходят, например, фильмы вроде “Затопления всего мира, кроме Японии” (2006, реж. Минору Кавасаки). В Китае он, скорее всего, только зарождается, хотя обсуждать его только по Мо Яню было бы, пожалуй, некорректно. Так или иначе, у Мо Яня он проявляется в своеобразной литературной изоляции, от которой его не спасает даже обращение к образцам западной культуры. Скорее всего, это происходит из той самой пресловутой “опоры на собственные силы”, лозунга Мао Цзэдуна 1945 года. “Китай многообразен, и для того, чтобы постичь Китай, достаточно Китая, и необходимости сравнивать его с Западом нет”, — как бы говорит писатель. Подобный тезис, конечно, условен, однако он указывает на то, что современная литература Китая — это равноправный космос, который порождает собственные внутренние контексты, в рамках которых и существует. В основном эти контексты касаются социальной реальности современного Китая. А именно бедности простых жителей, подобострастию перед начальством и всесилию этого самого начальства, а также столкновению разных социальных структур. В первую очередь следователь Дин Гоуэр является, безусловно, жертвой галлюцинаторного реализма, за который Мо Яню и присудили Нобелевскую премию. Но во вторую очередь он жертва государственной системы, с которой ему фактически приходится бороться, вскрывая гнездо чиновников-людоедов.
Еще одной чертой этого мифа является в общем-то традиционность. Она проявляется хотя бы в такой средневековой форме, как трактатообразность. В “Стране вина” есть множество любопытных микротрактатов на самые разные темы. Есть лекция о духах вина, есть кулинарные заметки о том, как готовить красный рис, выращенный из зарытых в землю куриных голов, или блюда из сверчков, как добавлять детскую мочу в вино для придания особого букета или как создавать блюда из утконосов и младенцев. Есть занимательная история о быте людей, промышляющих опасной добычей ласточкиных гнезд. Наконец, есть описание фабрики, где подготавливают “мясных детей” для блюд высокопоставленным начальникам. И все это тонко касается нравов обитателей мифической страны Цзюго, где вся жизнь вращается вокруг вина и где как будто поедают детей.
Вообще, все это поедание детей выглядит естественной извращенностью сознания, пытающегося сохранить себя в условиях перенаселенности. То есть это представляется вполне естественным для авангарда Китая, а то, что Мо Янь авангардист и экспериментатор, сомнения не вызывает. Как следствие, у Мо Яня много литературного вещества, роман просто вкусно написан. Присутствует импрессионистская техника — например, описание отлетающего сознания у следователя Дина Гоуэра, переевшего и перепившего в гостях у директора шахты. Казалось бы, здесь уместна экзистенциалистская техника, но ее нет. Мо Янь даже кажется просто добрым сатириком, который ничего ужасного в поедании детей по большому счету не видит, используя его как метафору.
В итоге роман Мо Яня действительно самобытен, в отличие от, например, Гао Синцзяня, пьесы которого отдают сильным западным привкусом, в частности, Сартром и Беккетом.
Выше я назвал “Страну вина” прекрасным образцом галлюцинаторного реализма, но я, пожалуй, немного поспешил. Дело в том, что именно галлюцинаторного реализма у Мо Яня немного, скорее — это “просто сюрреализм”. На роль галлюцинаторных реалистов куда лучше подходят маргинальные писатели-наркоманы вроде Уильяма Берроуза, их тексты — это действительно сплошные галлюцинации, где под сомнение ставятся сами законы функционирования мира. Мо Яню до этого далеко, да и галлюцинации вряд ли являются для него самоцелью. У него есть сюрреалистические декорации, которые подчеркивают, что человека, взявшегося разобраться в преступлениях чиновников, ждут в лучшем случае полумистические превращения, результатом которых никогда не будет познание истины. Но и только. Эти сюрреалистические галлюцинации встречаются в заключительной части романа, где следователь Дин Гоуэр окончательно понимает, что в Цзюго ему не добраться до правды, а вообще хорошо бы просто уйти живым. Социальные константы мира у Мо Яня не меняются. По этой же причине его текст едва ли является постмодернистским. А причина обращения к сюрреализму проста. Роман Мо Яня показывает, что реальная жизнь Китая настолько сложна, что для ее описания мало критического реализма. Требуется уже сюрреализм.
Мо Яня уже успели сравнить и с Рабле, и с Кафкой, но он, пожалуй, все же останется Мо Янем — самобытным китайским писателем, который пишет о Китае без оглядки на западную традицию.