Я сидел в кресле совершенно расслабленно. Настолько, настолько это было возможно в салоне двухэтажного Неоплана, уже морально устаревшего на дорогах Германии, но еще совсем новенького для русского путешественника. Я сидел на одном из передних сидений, откуда было хорошо слышно водителя и моего соседа слева – он постоянно разговаривал по телефону. Водила оказался героической личностью – число происшествий, в которых он оказался по настоящему бесстрашным суперменом, было велико, а мой сосед периодически был влюблен, время от времени ругал сына, а еще постоянно связывался с базой, каждый раз произнося непонятное сочетание букв и цифр. Он был серьезен как офицер спецслужб, но на вид как будто только с зоны откинулся: баночка разбавленного спирта, которую называют коктейлем, и аромат утренней свежести с тонким привкусом гаванских сигар. За окном сначала убогие Владимирские, а чуть позже и Московские деревеньки пролетали одна за одной; я взял газету – у меня не было другой бумаги – и начал писать.
Я очнулся от удара. Передо мной стоял фонарный столб, а плечо толкнувшего меня в его сторону скрылось за сувенирной лавкой. Матрешки плясали румбу. Все поплыло и Ленин показал мне средний палец. Его революция оказалась полным разводом. Я поскользнулся на мокром граните и больно ушиб коленку, но небо, которое открылось на меня, помазало мой лоб солнечным зайчиком, отскочившим от неоновой витрины Американского ресторана. Вставать оказалось труднее чем упасть. Скрежет строительного бума вперемешку со стуком копыт как похоронная процессия прокатились по моему телу, но все же я нашел силы и встал. Встал, чтобы услышать очередной смех толпы. Прямо из недр театральных пещер выскочили лицедеи и стали плясать ритуальные танцы. Люди полюбили их песни и к семиструнным гитарам бардов посыпались золотые монеты. Представление стало набирать обороты. Тут были и оргии. Мужчины любили мужчин, а женщины умирали. Быдло и появление священного оленя, который, бродя по бескрайним равнинам заполярья, дает стратегическое сырье. Труппы и смех. Копыта ударяли по звездному ковру… Стены содрогнулись. Высыпалось окно на втором этаже соседнего дома и громкий мат азиатского строителя, заглушив звон, прокатился под колесами бронированного от несчастных случаев Мерседеса, затем исчезнув за поворотом справа. Лицедейство не знало мер в тот день. Несчастный, протянув руку, получил пуговку величиной с печать и, трясясь и пряча ее за пазухой, скрылся в магазине Кристалл. Счастливы были все. И байкеры машут руками как когда то; через несколько дней мне и всему нашему поезду будут махать руками два мальчугана.
Стук колес резко прекратился. Праздная толпа замерла в ожидании очередного чуда, произошедшего с блудницами на Ленинградском проспекте. Еще один удар курантов. Москва содрогнулась от озноба. Потом опять хохот. Стены театра затрещали пуще прежнего и оторвавшийся от одной из стен кусок упал к моим ногам. Я наклонился. Желтая маска лицедея помнится мне и теперь. Он улыбался. На его туберкулезном лице мне нечего больше читать. Я обернулся и увидел его второе лицо, лицо святого Януария.
Все же Москва так же любезна как и проститутка, с которой мне довелось переспать на днях. Как меня угораздило оказаться в ее постели – не знаю. Заплатил я ей тоже дорогую цену. Расплатился тем, что на пять минут создал иллюзию любви, но на самом деле перед глазами стояло родимое пятно. Как-то моя бабка описала бога как световой эллипс, из которого доносился очень ласковый голос. Так вот. Значит ее образ и есть бог. А религия требует веры и исполнения ритуала. Поэтому чтобы секс с проституткой превратился в любовь, мне просто не хватило веры, остальное я исполнил… Да и она уже не была бы так неприятна мне, если бы я ее любил, но ведь это совершенно невозможно с проституткой. Я никогда не даю денег беднякам возле Киевского вокзала, не подарю и ей медный грош. То, что я нежно провел своей ладонью по ее грязному телу – и так очень дорогая цена.
О той же, которой думал в тот момент, я думаю сейчас, и тот ее свет нельзя не сравнивать с теплым материнским молоком. Вот она разве подарит свою любовь проститутке? Мир погряз в дерьме.
Я погнался за убегающим джокером. Я тоже уронил несколько человек. Наверное, уронивший меня тоже увидел это лицо. Что я хотел от погони мне не понятно, но такого стремления к жизни и достижению цели я еще не ощущал. Нелепость. Невероятная глупость. Жертва гонится за ее хозяином. Заплетаясь в нитях, опутавших мои руки и ноги, издавая истошные крики, я несколько раз падал. Полз по надгробиям тротуара и, ломая ногти, часто чувствовал чей-то ботинок на своих руках. Но тысячи лиц не дали надежды. Все опять смешалось и вновь очнулся я только сидя в кресле несколько дней спустя, а еще через некоторое время дом опять стал родным. Таким, которого у меня никогда не было.
«Слава, давай не засиживайся». Все, я спать – это моя мама.
«Да, и убери за собой тарелку».
В Ростове 35, депутаты городского парламента запарились… Поздравить нашего друга радиолюбителя… Новый Доширак со вкусом острой курицы, слишком острый для нашей Земли…
На самом деле жара. Лето еще не началось, но ощущение июля пришло неделю назад. Новости же обещают очередную катастрофу в виде урагана – если перепад окажется очень резким…
Ой. Как же… Редко смотрю кино, но ее где-то недавно видел. Прокручиваю в памяти все, что просмотрел за последние 23 года. Стертые, зализанные лики, но какие-то образы проступают – так в школе из-под мокрой полосы размазанного мела то и дело хотят вырваться буквы, но они иногда превращаются в цифры, а иногда в забавных чертиков. Ужасно некрасива. Эта актриса. Но очарование вампира. Может из… Проехали. Никогда не мог запоминать их.
Погода вообще не перестает удивлять. Каждый день новый рекорд. Еще пару лет – и отсутствие засухи, смерча или июньского снегопада как раз и станет отклонением от нормы. Кстати, если не врут, сегодня где-то уже сорвало двадцать пять крыш.
По правде говоря, у нее очаровательная грудь. Хотя нет. Следующий кадр разрушил все. В нашей жизни слишком много кадров, чтобы быть в чем-то уверенным. Наверное дело в ее глазах. Еще одна героиня, но ее стеклянный взгляд не идет в сравнение с холодным дуновением маленького ужаса, просто наваждением и все. Глупость. У всех людей глаза одинаково стеклянны. У соседа по дачному участку тоже был один глаз, а второй стеклянный. Я так и не узнал бы этого, если бы мне кто-то не поведал об этой данности. Просто разноцветные камушки. Дело точно не в них.
Выключаю телевизор. Давно уже пора спать. Мама же попросила не засиживаться.
Мой отпуск прошел незамеченно, как и весь предыдущий и последующий кошмар. Поезд, медленно набирая обороты, дал прощальный гудок, и перрон начал медленно уходить от меня. И вот, уже почти убегая, последний фонарный столб вокзала скрылся за высоким забором. Как и везде, во всех городах, которых я был, меня встречали и провожали деревенские домики, изредка разбавленные скалами, так похожими на разрушающиеся горы Урала. Перекладины футбольных ворот, деревянные балки которых косились в сторону домов, да и огромные тополя свисали своими исполинскими ветвями над доброй половиной затоптанного газона и над шиферными крышами. Потом показался брошенный склад. Разобранный железнодорожный путь и стопка пропитанных битумом шпал. Шпалы отдавали ветру запах моего детства и разносили его над всем городком. А тут вот рядом – каких то десять лет назад – я ловил змей, а напуганные ужами девчонки разбегались от нас кто куда. Мы же были горды собой. С задранным кверху носом, я с видом победителя и при военном трофее на шее получал по одному месту: не стоило возвращаться позднее чем положено домой, испачкав всю свою одежду с ног до головы… Предо мной проплыла вся жизнь. Жизнь, которую я буду еще переживать много раз. Жизнь, которой уже давно нет.
Тут из кустов вышли двое мальчишек с удочками на плечах. Прямо за рельсами их ждет улов ротанов или – уж если очень повезет – то даже и кошка отведает деликатесного карася. Я замер. Ожидание. Тут они подняли руки и начали приветствовать нас. Видимо они хотели чтобы мы вновь вернулись в наше детство. Как мне хотелось махать им в ответ, но поезд уносил меня так быстро, что мне ничего больше не оставалось как расстелить постель и, выпив кипятка заваренного чая, погрузиться в мир моих грез. И все же они махали рукой в след поезду!...
