Приветствуем вас в клубе любителей качественной серьезной литературы. Мы собираем информацию по Нобелевским лауреатам, обсуждаем достойных писателей, следим за новинками, пишем рецензии и отзывы.

Два сознания. Вьет Тхань Нгуен. Сочувствующий

Вьет Тхань Нгуен. Сочувствующий. Пер. с англ. Владимира Бабкова. - Москва : АСТ, Corpus, 2019.

Война во Вьетнаме оставила глубокие шрамы в сознании американцев. Многие из них спрашивали себя, зачем все это было нужно? Особенно острым этот вопрос становится, если принять во внимание, что пострадали в этой войне не только американцы, но и бесчисленное количество вьетнамцев. В 2015 году в американской литературе громко прозвучал голос писателя вьетнамского происхождения Вьет Тхань Нгуена, который выпустил роман «Сочувствующий» о двойном агенте во время Вьетнамской войны. В следующем году книга получила Пулитцеровскую премию. Это кажется чрезвычайно странным. На страницах «Сочувствующего» Вьет Тхань Нгуен не просто критикует американскую внешнюю политику, он критикует сам образ мыслей Америки, которая хочет поработить планету сначала Голливудом, а потом бомбардировками. И все это на фоне симпатий коммунистам. Неужели в Америке премировали антиамериканский роман? Конечно, там есть разные силы, в том числе и те, которые против американской гегемонии. Но лучше все же дочитать «Сочувствующего» до конца, чтобы понять истинный смысл послания писателя. Он не против Америки и не за коммунистов. Он даже не за лишенный реального содержания мир во всем мире. Его сознание необратимо разорвано, не позволяя собрать «я» воедино, поэтому единственное, что ему остается – это совершить фактически философское самоубийство.   

Главный герой «Сочувствующего» не имеет имени. Официально он служит на стороне южан и американцев, но в действительности добывает информацию для северян. Это очень сложная позиция. Несколько раз ему приходится быть жестоким к коммунистам, которых ловит тайная полиция южан, но симпатия его однозначно на стороне революции. Ему удалось втереться в хорошее доверие к американцам, потому что он учился в Америке и прекрасно выучил английский. Положим, болтать по-английски могут и другие вьетнамцы, но кто, подобно ему, мог бы обсуждать текущую ситуацию в чемпионате по бейсболу, ужасное поведение Джейн Фонды или сравнивать «Роллинг стоунз» и «Битлз»? В общем, он стал экспертом по Америке, почти американцем. Более того, он утверждает, что его лексикон богаче и грамматика правильнее, чем у среднего образованного жителя США.

Сейчас, в последние дни до падения Сайгона весной 1975 года, он служит кем-то вроде адъютанта и помощника у одного вьетнамского генерала. В частности, он помогает ему понять вражескую психологию, снабжая соответствующими выдержками из Маркса, Ленина и Председателя Мао. Вот теперь генерал любит спросить, подражая, как он думает, Ленину: «Что делать?». Адъютант хочет поправить: это сказал не Ленин, а Чернышевский, озаглавив этим вопросом свой роман. Но кто сегодня знает Чернышевского? Так что адъютант молчит. А вообще про Россию он говорит так: «в Советском Союзе есть лишь три товара, пригодных для экспорта; водка, оружие и романы. Оружием я восхищаюсь как профессионал, а водку с романами люблю горячо и искренне. Русский роман XIX века и водка идеально подходят друг другу».

Всем уже понятно, что сопротивление бесполезно. Американские силы как таковые уже давно покинули Вьетнам, а сами южане даже с дистанционной помощью из Америки мало что могут. Впрочем, есть ли эта помощь? Да, остались танки, артиллерия и самолеты, некогда доставшиеся бесплатно. Но вот последний запрос на финансовый транш был отклонен, поэтому купить бензин, боеприпасы и запчасти не на что. Получается, что американцы, как пишет главный герой, дали шприцы, но не дали наркотик. Даже генерал признает: и зачем мы только поверили американцам? Чтобы они нас бросили? Они нас просто поимели! Еще вчера премьер и по совместительству маршал авиации выступил по радио с призывом сражаться с коммунистами до последнего. Правда, сразу же после своего пламенного выступления он покинул страну на вертолете.

Таким образом, речь сейчас идет не о победе, а о том, как спастись. Сделать это можно только на самолетах и вертолетах, но, во-первых, количество мест там ограничено, а во-вторых, южане так затянули с уходом, что взлетные полосы аэродрома уже простреливаются артиллерией северян. Очень многие в Сайгоне хотят улететь, ведь иначе северяне их просто убьют, но американцы взять всех не могут. На полных драматизма страницах Вьет Тхань Нгуен будет описывать толпы людей, пытающихся получить место в самолетах, бессмысленное взяточничество и отчаяние. Дойдет до того, что сами вьетнамские генералы будут наживаться на беде, продавая подороже места в самолетах. Главный герой чудом сумеет улететь вместе со своим начальником, а также забрать своего друга Бона, дружескую связь с которым он еще в юности скрепил кровью. Бон на стороне южан и не знает, что в действительности главный герой является коммунистом.

Поверженные вьетнамцы оказываются в Америке и здесь им приходится учиться жить заново. Американцы не слишком в восторге от новых гостей, потому что последние напоминают им о поражении и еще сосут деньги из их кошельков. Также американцы знают, что вьетнамцы едят собак. Саркастически главный герой добавляет: а вы на этих собак тратите больше годового дохода семьи в Бангладеш. Но высказывать вслух критику вьетнамцам нельзя. Они должны во всем соглашаться с диснейлендовской идеологией, утверждающей, что Америка счастливейшее место на земле.

Генерал не оставляет планов собрать новую армию и вернуться во Вьетнам, а наш двойной агент обо всем докладывает коммунистам. Он устраивается помощником на кафедру востоковедения и местный профессор превозносит его «двойное» происхождение. В вас есть Восток и есть Запад, и американская демократия позволит вам извлечь выгоду из обеих этих половин, принеся мир вечному конфликту! Но не похоже, чтобы наш герой слишком внимал этим речам. Ему придется совершить ряд трудных поступков, чтобы ни у кого не возникло сомнений в его лояльности генералу. Кровный друг Бон скажет слова утешения: ты совершаешь убийство, только когда точно знаешь, что убиваешь невинных. Но на войне это даже не преступление, а просто трагедия. Главному герою от этого не легче. Совесть и призраки будут его потом мучить не переставая. Даже удивительно, как такой чувствительный человек смог стать агентом коммунистов, работающим в самом средоточии сил врага. Да, во Вьетнаме убить человека несложно, это как перевернуть страницу утренней газеты. Но почему ему тогда так нужны оправдания? И что делать, когда их нет? Второй его кровный друг и куратор со стороны коммунистов по имени Ман прямо сказал ему: революционер не может быть невинным. Он слишком много знает и слишком много сделал.

Герой «Сочувствующего» знает, что Америка страна гнилого капитализма, и может в этом только сильнее убедиться, когда оказывается консультантом на съемках голливудского фильма про Вьетнамскую войну. Киноиндустрия США в изображении Вьет Тхань Нгуена – это территория обмана, лицемерия и непомерного самомнения. Кинорежиссер, с которым главному герою придется работать, прямо заявляет: Слово было у Бога, и Слово было Голливуд. Ведь Бог создал свет, а кино – это свет. Для режиссера война во Вьетнаме – это просто динамичная история, в которую можно вставить несколько жестоких сцен, чтобы удержать зрителя у экрана, и вообще повеселить публику картинами американского всесилия. Главный герой, ставший консультантом фильма, утверждает, что вся задумка искусственна и не похожа на реальный Вьетнам, но режиссер велит ему заткнуться. Однажды он даже назвал его холуем. Его консультант удивлен? Но разве не так во Вьетнаме называют тех, кто помогает белым людям? Не нравится холуй, могу назвать неудачником. Главный герой про себя горько констатирует: да, я неудачник, потому что поверил Америке. Своими обещаниями она убедила меня в том, что стремится к дружбе. А в действительности оказалось, что все, кто ищет с ней дружбы, являются для нее неудачниками и дураками, потому что только неудачники и дураки верят обещаниям.

В общем, этот опыт работы в кино только утвердил нашего героя в мысли, что заправилы в Голливуде – это мильтоновский Сатана, который считает, что лучше повелевать в аду, чем быть прислужником на небесах. Недаром кинорежиссер считает свой фильм чистым искусством. Даже более того, он полагает, что его фильм – это более реальное высказывание о войне, чем миллионы погибших. Ведь погибшие забудутся, а его фильм будет сиять в вечности! Главный герой понимает все это лицемерие. Голливуд – не истина, это монструозное оружие Америки, которым она уничтожает умы не хуже, чем американские бомбы уничтожают тела. И что уж греха таить, главный герой восхищается голливудскими фильмами. Но не как искусством, а как мастерски изготовленным клинком, например.

Главный герой постоянно подчеркивает двойственность своего происхождения и мышления. Он родился у вьетнамки от французского миссионера. Мать он любил всем сердцем, а отца ненавидел. Вроде бы отец был священником, весь такой святоша, вещающий о спасении, однако его мать он начал обхаживать, когда той было всего 13 лет. Сын подчеркивает: есть страны, где в 13 выходят замуж, но ни Франция, ни Вьетнам к ним не относятся. О чем-то догадываться он начал тогда, когда сверстники стали дразнить его ублюдком. Для отца он действительно так и не стал родным, отсюда и ненависть. И с самого детства никто – ни знакомые, ни посторонние – не давали ему забыть, что он неполноценный бастард. Хотя официально он должен был именоваться внебрачным ребенком, соотечественники называли его «пылью жизни». Для матери он был плодом любви, но наилучший способ избрал отец – он вообще не называл сына никак. Сына для него словно не существовало. Много позже даже генерал, ценивший его способности, напомнит ему, что он ублюдок. 

Будущий агент рос во Вьетнаме в бедности, навсегда запомнив выпирающие от голода скулы матери. Мать умерла в 34 года от туберкулеза, на ее могиле была поставлена каменная плита – невиданная роскошь! Не иначе, постарался отец. Детство было тяжелым. Это в Америке отвергли телесные наказания, а во Вьетнаме детей били как дома, так и в школе с целью выбить глупости и дурь. Когда подрос, наш герой проникся революционными идеями, а потом отправился в Америку с целью лучше узнать врага. Он провел в Калифорнии шесть лет и защитил дипломную работу «Миф и символ в литературном творчестве Грэма Грина». Но истинная его задача состояла в другом – изучить психологию американцев. С одной стороны, он действительно только сильнее убедился в правоте коммунистов, но сказать, что он совсем не поддался американскому влиянию, тоже нельзя. В Америке он, например, увидел, что холодильники есть даже у бедных, не говоря уже об унитазах, водопроводе и круглосуточном электроснабжении. Во Вьетнаме эти блага были далеко не у каждого представителя среднего класса. Так что он искренне сумел полюбить ужины перед телевизором, кондиционеры, дорожное движение по правилам, низкую смертность от огнестрельного оружия, сексуальную раскрепощенность и неискоренимый американский оптимизм.

Тем не менее этим симпатиям далеко до слепой любви. Главный герой вообще акцентирует не выбор в ту или иную пользу, а саму свою двойственность. Весь его путь в романе только это и подчеркивает, приводя в конце к самому радикальному желанию из возможных – желанию не обрести истину, а просто нигилистически ее уничтожить. Он умеет взглянуть на любую спорную вещь с двух сторон, поэтому и стал агентом коммунистов, сумев одновременно сойти за своего для американцев. Впрочем, он признает, что это его единственный талант, других нет. Важнее другое: солидаризуясь с северянами, он способен на подлинное сочувствие к южанам. Он не называет последних «они», он вьетнамцев обоих лагерей называет «мы». Так что заголовок романа нельзя сузить до конкретного политического термина. Просящееся к заголовку дополнение «сочувствующий коммунистам» могло бы указать на весьма определенный статус революционного борца, но главный герой скорее просто гуманист без однозначной политической прописки, либо же находится на пути к идеалу такого гуманизма.

Главный герой формулирует довольно однозначно, что американцы не принесли счастья на вьетнамскую землю. Обвинения по адресу США звучат прямо и без экивоков:

«Хотя всякой стране чудится, что она в каком-то смысле “супер”, была ли еще на свете страна, отчеканившая в федеральном банке своего нарциссизма столько слов с этой приставкой, супермощная супердержава, уверенная, что у нее есть святое право скрутить двойным нельсоном все прочие страны мира и заставить их воспевать дядю Сэма?»

Но и победившая революция коммунистов лишь превратила Вьетнам в тюрьму. Герой даже не может представить нормальной жизни без слез: «На мои глаза снова навернулись слезы. Каково это – жить без войны, когда тобой не командуют воры и трусы, а твоя родина не похожа на доходягу под скудеющей капельницей американской помощи?» Да и до горячей фазы войны было не лучше. Военные убили президента и его брата, а после десятого государственного переворота главный герой уже сбился со счета в вопросе о том, сколько их всего было. Он говорит, что «относился к своему абсурдному государству со смесью злости и отчаяния, слегка сдобренной юмором». В результате страдают простые люди, и, чтобы увидеть это, достаточно просто выйти на улицы Сайгона:

«Инвалиды войны хлопали пустыми рукавами, как нелетающие птицы, немые старики гипнотизировали посетителей змеиным взглядом, бездомные сироты рассказывали о себе фантастические душераздирающие истории, молодые вдовы баюкали золотушных детей, с большой вероятностью взятых напрокат, а разнообразные калеки бахвалились самыми тошнотворными из всех известных человечеству недугов».
  
Еще город наводнен проститутками:

«Обласканная – или придушенная? – Суперменом (то есть США – С.С.), наша плодородная маленькая страна перестала производить в значительных объемах рис, олово и каучук, но взамен начала ежегодно приносить рекордные урожаи проституток.»

В этом он тоже прямо обвиняет американскую армию:

«Я лишь отмечаю, что массовый выпуск местных проституток на потеху иностранным пиратам – это неизбежное следствие оккупации, один из тех гнусных побочных эффектов войны, которые предпочитают игнорировать все жены, сестры, подруги, матери, пасторы и политики из мирных заокеанских городков, встречающие своих доблестных воинов ослепительными белозубыми улыбками и готовые исцелить любую неприличную хворь пенициллином американской добродетели».

И ведь попадаются на свете вполне себе взрослые люди, которые не верят в единорогов, но утверждают, что бывают проститутки с золотым сердцем. Главный герой не настолько наивен. Вообще вьетнамцы в изображении Вьет Тхань Нгуена предстают несчастным и униженным народом, и притом совершенно в том неповинном.

«Наша обычная тактика в ситуации, когда уровень спроса значительно превышает уровень предложения, состоит в том, чтобы тесниться, давиться, толкаться и пихаться, а если все это не работает, льстить, подкупать, преувеличивать и лгать. Трудно судить, то ли это что-то генетическое, неотъемлемая часть нашей культуры, то ли плод стремительного эволюционного развития. Нас заставили адаптироваться к десяти годам жизни в условиях экономики мыльного пузыря, поддерживаемой исключительно американским импортом, к трем десятилетиям то вспыхивающей, то затихающей войны, к распиливанию страны пополам в 1954-м зарубежными фокусниками, к короткой японской оккупации во Вторую мировую и к долгому предыдущему столетию отечески добродушных измывательств французов».

Теперь в Америке беженцам-эмигрантам не хватает смелости признать, что вьетнамская нация мертва. Как пишет главный герой, «мы намыливались скорбью и ополаскивались надеждой». США, по его мнению, лицемерная страна. Говорить о сексе иногда считается постыдным, зато бомбить другие страны в порядке вещей. Почему бы не сделать так, чтобы убийство вызывало чувство вины, а не секс? Вообще трудно увидеть у американцев какие-либо моральные достоинства. Приходится быть ироничным, чтобы не умереть от горя той трагедии, которую американцы принесли во Вьетнам. Да и в один только Вьетнам? В те же годы Америка поставляла оружие на Филиппины, чтобы Маркос мог подавить не только коммунистическое, но и мусульманское сопротивление.

«Сочувствующий» - это исповедь человека с двумя сознаниями, который всю жизнь был разорван между востоком и западом. Коммунисты кормили его ненавистью к капитализму, а капитализм кормил ненавистью к коммунистам. Можно искренне поверить в коммунизм, но тому этого будет мало, в чем наш агент сам сможет убедиться. Коммунизму мало, чтобы ты был коммунистом по сути, ты еще должен быть им по стилю. А капитализму, если вдруг ты выберешь его, ты нужен только как средство. Так что, как говорится, хрен редьки не слаще. Коммунизм победил в Вьетнаме, но революция пожрала своих детей, а если тебе что-то было надо, ты по-прежнему мог достать это за деньги. Коммунизм ли это?

В итоге жизнь рассказчика в «Сочувствующем» трагична и полна страданий, он не верит в Бога и не боится его, но если бы его попросили высказаться на эту тему, он сказал бы так: раз мы, созданные по образу и подобию Бога, убийцы, тогда и Он убийца. Главный герой боится разве что призраков, которые часто его навещают. Однако не только об одной его личности идет речь в романе. Истинная трагедия Вьетнамской войны даже не в смертях и разрушениях, а в том, что совершенно посторонние люди, а именно американцы, монополизировали право на создание представления об этой войне для других. Таким образом они убили не только вьетнамскую нацию, они убили саму память о ней. Теперь главный герой называет любого белого человека в костюме самым опасных из всех видов животных, когда-либо населявших нашу планету. Белые искренне считают, что на Востоке жизнь не имеет ценности. Кто их этому научил? Главный герой поправляет: она имеет большую ценность, просто на Западе она вообще бесценна. «Сочувствующий» рассказывает нам историю разрыва души отдельного человека и жизни целого народа между непримиримыми идеологиями 20 века. Но Вьет Тхань Нгуен устами своего героя хочет донести простую мысль: как можно заставлять выбирать между одним и другим, когда оба – это полноценные части тебя? А про победу революции во Вьетнаме герой говорит так: «Подобно мертвым, мы пожертвовали всем, что имели, включая свою жизнь, и теперь у нас не осталось даже набедренной повязки веры».   

Сергей Сиротин