noblit.ru
Хилари Мантел. Волчий зал. Пер. с англ. Е. Доброхотовой-Майковой, М. Клеветенко. М.: АСТ, Астрель, 2011.
Вряд ли следует относиться к литературе как к спорту, но тем не менее некоторые литературные достижения впечатляют так же как спортивные. В 2009 и в 2012 годах, то есть дважды за четыре года, британская писательница Хилари Мантел стала лауреатом Букеровской премии. Обе премии она получила за книги о Томасе Кромвеле, видном политическом деятеле Англии первой половины 16 века времен короля Генриха VIII. В первой книге «Волчий зал» речь идет о восхождении Кромвеля на политический олимп. Мантел описывает жизнь этого человека примерно с 1527 года, когда он был секретарем епископа Йоркского Вулси, по 1535 год, когда он уже стал государственным секретарем. В «Волчьем зале» Томас Кромвель предстает противоречивой фигурой, но скорее все же положительной. Он укрепил независимость Англии от Рима и оказался верным подданным своего короля.
В этой истории впечатляет то, что Кромвель всего добился сам, умом, смекалкой и хитростью. Он не обладал знатным происхождением и был сыном обычного трактирщика-пивовара. В ранней юности он был почти бандитом, а отец прилюдно избивал его. Кончилась юность тем, что Кромвель сбежал во Францию и поступил в солдаты. Потом его жизнь была разнообразна, он бывал в Италии и Голландии. Подробностей этого в романе нет, потому что истории они неизвестны, и мы встречаем Кромвеля уже зрелым мужем в конце 1520-х, работающим под началом всесильного епископа Йоркского Вулси, который фактически был руководителем страны при царствующем Генрихе VIII. Но король – фигура очень непостоянная и склонная казнить вчерашних друзей. Поэтому всесильный Вулси попадает в опалу, лишается власти и владений, а вскоре и умирает. Однако своей верностью наставнику Кромвель так впечатляет короля, что тот берет его к себе на службу. Так Кромвель получает несколько должностей от члена Тайного совета, до хранителя королевских драгоценностей и наконец государственного секретаря.
Кромвеля приближают не просто так, он нужен королю для конкретной задачи. Женой короля Генриха VIII была Екатерина Арагонская, дочь короля Испании. Однако она не смогла родить наследника, и король обратил внимание на другую женщину – Анну Болейн, надеясь, что та родит сына. Мешало препятствие: согласно правилам, установленным Римской церковью, король не мог расторгнуть текущий брак. Конечно, положительные примеры в истории бывали. Людовику XII, например, разрешили аннулировать первый брак. Сестра Генриха Маргарита развелась со вторым мужем и вышла замуж в третий раз. Разводились и люди не королевской крови, а просто знатные, которым тоже требовалось разрешение. Однако в случае с самим Генрихом VIII папа разрешения не дает. Королю это очень не нравится, и он решает реформировать церковную систему Англии. Он хочет перестать подчиняться римскому папе, объявить себя главой Англиканской церкви и прекратить отправлять доходы с монастырей в Рим, обратив их в казну государства. Он запускает мощную кампанию, пуская в ход политические, экономические и законотворческие средства, преследуя две цели – новый брак и церковные доходы. До опалы этим процессом занимается кардинал Вулси, который, как и всякий хороший политик, строил далекоидущие планы. Аннулировав первый брак короля, он хотел соединить Англию и Францию в мощный союз против императора Карла. После смерти кардинала ключевой фигурой становится Кромвель. Он читает Марсилия Падуанского, который двести лет назад уже предлагал отделить церковь от государства. Он пишет новые законы и во всем поддерживает короля, своими действиями фактически превращая Англию в империю.
В «Волчьем зале» Хилари Мантел хорошо показала, как изменилось время в 16 веке и как стала терять позиции религиозная доминанта. Казалось бы, религиозная компонента мировоззрения оставалось сильной. Появился Мартин Лютер, и противостояние конфессий достигло небывалой силы. И ведь был не только Лютер, был, например, Уильям Тиндейл, который перевел, невзирая на жесточайшие запреты, Библию на английский язык. Естественно переводчика сочли еретиком и было за что. Ведь он говорил примерно следующее: «Святые вам не друзья и не заступники. Их нельзя нанять за свечи и молитвы, как вы нанимаете работников на сенокос. Христова жертва совершилась на Голгофе; она не совершается на мессе. Священники не помогут попасть в рай; для общения с Богом посредники не нужны. Никакие собственные заслуги вас не спасут; только заслуги живого Христа». В общем, вся Европа по-прежнему была за Христа, но не могла договориться о том, как правильно в него верить.
Впрочем, если присмотреться, оказывается, что некоторые ведущие политики и августейшие особы уже относятся к религии как инструменту и оценивают его не с точки зрения духовных благ, а с точки зрения примитивной экономической пользы. Для Генриха VIII, почти самодура с нежной, как у женщины, кожей, римский папа вообще не авторитет. Времена другие, и Климент VII – это все-таки не Иннокентий III. Климент VII воспринимается в романе уже не как наместник Бога на земле, а как еще один политик, с которым можно договориться или не договориться и которого можно при желании сломить силой оружия. Генрих VIII относится к папе как к конкуренту, которого нужно победить. Он боится Бога, искренне хочет спасти свою душу и каждый день исповедуется своим капелланам, но он не боится папу, хотя и пытается сделать отделение англиканской церкви от римской легитимным, приняв соответствующие законы. Он говорит прямо: «хоть бы папа Климент поскорее сдох. Видит Бог, он ведет беспутную жизнь, да и болеет постоянно, давно бы уже умер». Так же и для Кромвеля папа – это просто препятствие. Вера в Рим для него – это вера детей. Чтобы быть взрослым, нужно верить в английского короля. Впрочем, Кромвель, возможно, в Бога и не верит. Вернее, верит не слепо, для него это дискуссионный вопрос. Здесь интересна в том числе его полемика с писателем и философом Томасом Мором, которому сомнения, наоборот, неведомы и который безоговорочно принимает догматы католической веры. А что говорит на это Кромвель? Он говорит: «С каждым месяцем мои представления о мире делаются все хлипче, и о мире ином – тоже. Покажите мне, где в Библии написано: «чистилище». Покажите, где там говорится о мощах и монахах. Покажите в ней слово «папа». В ответ Томас Мор только укрепляется в своих убеждениях. Чуть позже автор «Утопии» согласится даже пойти на казнь, но не признает английского короля главой церкви.
Впрочем, нестойкость веры Кромвеля подпитывается не только внимательным чтением Библии. Она подпитывается и тем, что он видит собственными глазами. Например, монастыри. Здесь уместно привести пространную цитату. «Не сомневаюсь, - говорит Кромвель, - есть образцовые монастыри, но я видел в них лишь расточительство и порок. Если ваше величество захочет увидеть парад семи смертных грехов, почтительно советую не устраивать придворную пантомиму, а без предупреждения посетить один из монастырей. Я видел монахов, живущих как знатные лорды, на жалкие гроши бедняков, покупающих благословение вместо хлеба; это недостойно христианина. Или может, монастыри распространяют свет учености? Разве <…> великие мужи — монахи? Нет, они все из университетов. Монахи берут детей и приставляют к черной работе, не удосуживаясь обучить простейшей латыни. Я не виню обитателей монастырей в плотских излишествах — не весь же век поститься! — но я ненавижу лицемерие, обман и праздность: пыльные мощи, нудные проповеди, косность. Когда из монастырей исходило что-то доброе? Они ничего не создают, лишь веками бубнят одно и то же, да и то чудовищно переврав. Монахи создали то, что принято считать нашей историей, однако я им не верю. Куда вернее, что они замолчали то, что им не нравилось, и оставили то, что выгодно Риму». Или другой пример, когда к Кромвелю, который часто давал приют разным людям, пришла бедная женщина. Ей, потерявшей мужа, обещали в монастыре дать тюфяк на чердаке, но, узнав, что у нее дети, отказали. Вот оно, церковное милосердие, восклицает Кромвель! Сам он благодарит Бога только за одно – за то, что отца больше нет с ним. Конечно, надо быть добрее к почившему родителю, но его доброты хватает только на оплату заупокойных месс. Отца он, по-видимому, ненавидел. При этом свои грехи он считает богатством и не намерен в них каяться ни перед кем. «Однако мои грехи – моя сила... грехи, которые я совершил, а другие не сумели. Я крепко прижимаю их к себе – они мои. К тому же я намерен явиться на суд со списком; я скажу, мой Творец, у меня здесь пятьдесят пунктов или чуть больше».
Томас Кромвель – очень противоречивая фигура. С одной стороны, он ограбил монастыри, с другой, превратил Англию в империю. Но главное другое, и это отмечено в научном послесловии к роману. Рациональный, практически мыслящий, убежденный сторонник сильного государства, Томас Кровель ввел в государственную службу высокие стандарты профессионализма. Ему по большому счету не так важны были многие вопросы, если они не касались государственных дел. Что, например, он говорит о связи короля с Анной Болейн? Он говорит так: важно, что король не деспот и сообразует свои решения с парламентом, а как он поступает со своими женщинами, не имеет большого значения. При этом, прекрасно понимая недостатки Генриха VIII, Кромвель его очень уважает и даже почитает. Он может быть к нему весьма суровым и говорить, например, о том, что не родись Генрих королем, он стал бы лицедеем, верховодил бы в труппе бродячих комедиантов. С другой стороны, он так же говорит, что лучше государя вообразить невозможно. Жаль, его сын от первого брака не выжил, тогда Генрих был бы более в мире с Богом. Кромвель не мистик, он почти человек Нового времени. Он не верит в астрологические прогнозы, когда королю предсказывают непрочный брак. Где вы были, спрашивает он, те двадцать лет, когда Генрих был женат на Екатерине? Нас делают не звезды, а обстоятельства! Когда кто-то слышит в городе вой и спрашивает нет ли в Лондоне оборотней, Кромвель отвечает: «Все волки передохли, когда извели леса. Этот вой издают лондонцы». Сказки, фольклор, народные верования и религиозные притчи – все это ему чуждо. Он человек разума, его поступки не зависят от настроения. Это король переменчив, у него постоянно что-то болит, и он всем всегда недоволен. Поэтому просители идут к Кромвелю, неизменно приветливому и любезному. Кромвель дает англичанам уверенность в завтрашнем дне.
Он вообще почитает сильную власть. Кардинал Вулси был для него всем. Кромвель понимает, что из кардинала вышел бы превосходный правитель, справедливый и мудрый. Он мог бы ввести Англию в золотой век. «Чем была Англия до Вулси? - Говорит он. - Мелким никчемный островком, нищим и промозглым». И тот же Вулси, человек, казалось бы, религиозный, первый признает, что прямолинейная вера в Бога бессмысленна. Если заниматься только молитвами, достижений в стране не будет. Все это и подводит Кромвеля к его миссии. Пример Кромвеля говорит, что управлять страной должны не короли, не монахи и не ученые. Управлять ею должны специалисты по управлению. Ведь как ведет себя король? Он, стоит ему чихнуть, откладывает государственные заботы и прописывает себе музицирование либо – если погода позволяет – прогулки в саду. Кроме того, он довольно капризный, ведет слишком роскошный образ жизни и слишком балует своих фаворитов вроде Анны Болейн. Да и Анна Болейн не лучше. Эта испорченная барышня мечтает только о власти для себя и своих детей и готова уничтожать соперников. Когда составляются брачные документы, она против даже того, чтобы после ее возможной смерти король Генрих взял новую жену. Более того, ей не нравится то, что высланной дочери короля от первого брака носят еду в комнату. По ее мнению, она должна вести себя чуть ли не как простолюдинка.
«В Англии не может быть нового, - пишет Хилари Мантел. - Может быть старое в новой обертке или новое, раскрашенное под старое. Новые люди, чтобы им доверяли, должны сочинять себе лживые родословные, или идти на службу к древним семействам. Не пытайся вылезти в одиночку – тебя примут за пирата». Томас Кромвель сумел не стать пиратом и пробраться на самый верх. В 1540 году он будет казнен как изменник, а пока в 1535 году он могущественный государственный секретарь, имеющий влияние на короля. Мантел пишет о том, что время армий и жестких политических решений проходит, политика становится тонкой. Миром правят не из-за крепостных стен, а из контор, не по зову боевой трубы, а по стуку костяшек счет. «Забудьте про коронации, конклавы, торжественные процессии. Мир меняет передвинутая костяшка на счетах, движение пера, умеряющее резкость фразы, вздох женщины, которая прошла, оставив после себя аромат розовой воды или цветущего апельсина, ее рука, задергивающая полог над кроватью, тихое касание тел». Томас Кромвель не только понимает законы мира, в котором живет, но и сам создает эти законы. Это универсальный человек, все умеющий и все знающий: «Говорит тихо, но быстро, держится уверенно в любом месте, будь то пристань или парадная зала, кардинальский дворец или придорожный трактир. Может составить контракт, обучить сокола, начертить карту, остановить уличную драку, обставить дом и уболтать присяжных. Умеет к месту процитировать древнего автора, от Платона до Плавта и обратно. Знает современную поэзию, может декламировать ее на итальянском. В трудах дни напролет, первым поднимается с постели и последним ложится. Много зарабатывает и много тратит. Готов биться об заклад по любому поводу». Наверное, именно поэтому «Волчий зал» роман в первую очередь о Томасе Кромвеле, человеке нового типа, а не о Генрихе VIII, Анне Болейн или Томасе Море.
Сергей Сиротин