В этом году лауреатом Нобелевской премии по литературе стал Гарольд Пинтер. 75-летнего британца окончательно вписали в пантеон великих драматургов, поставив в один ряд с Метерлинком, Шоу, О’Нилом, Камю и Беккетом.
Весть о вручении Пинтеру самой главной награды в мире стала для многих неожиданностью. Хотя Пинтер знаменитый драматург и сценарист, нельзя сказать, что в последние годы его имя было у всех на устах. Любители театра, вероятно, помнят такие его пьесы, как «Сторож», «Коллекция», «Любовник», «Возвращение домой», «Ничья земля», «Предательство», созданные в 1960-70-е годы, но едва ли следят за его нынешним творчеством. Пинтера не назовешь актуальным автором, в отличие хотя бы от прошлогодней нобелевской лауреатки, австрийки Эльфриде Елинек, чьи пособия по шоковой терапии один за другим появляются на книжных прилавках, или от ее предшественника, южноафриканца Дж.М.Кутзее, с его мрачными пророчествами о жребии белого человека. В одном российском издании драматурга даже назвали «вышедшим в тираж авангардистом».
И впрямь, на фоне нынешних театральных революционеров британец может показаться эхом былых времен – персонажем перестроечного сборника «Театр парадокса», где его одноактовка «Пейзаж» вполне органично соседствовала с давно отгремевшим авангардом середины ХХ века – «Лысой певицей» Эжена Ионеско и «Служанками» Жана Жене.
Однако, несмотря на почтенный возраст и тяжелую болезнь, Гарольд Пинтер и не думал выходить в тираж. Правда, он утверждает, что покончил с пьесами (у него их 29; последняя крупная вещь, «Торжество», относится к 1999 году), зато продолжает писать стихи и статьи, ставить спектакли и играть в театре и кино. В последнее время мы все чаще слышим о Пинтере в связи с его политическими взглядами: убежденный пацифист (в молодости он даже угодил под суд за отказ от военной службы), он яростно критикует войну в Ираке и сомневается в справедливости суда над Милошевичем, требуя как минимум посадить на ту же скамью и Клинтона с Бушем.
В 1958 году драматург писал, что не существует четких различий между реальностью и фантазией, а также между правдой и ложью, поскольку любой человек может быть и прав, и неправ одновременно. Теперь он утверждает, что согласен с этой идеей как писатель, но как гражданин – нет: гражданин должен четко разграничивать правду и ложь.
И все-таки поговорим о Пинтере как о драматурге, ведь это самая важная часть его жизни, да и Нобелевской премией он награжден именно за творчество, а вовсе не за политическую деятельность. Прежде всего, он являет собой тип актера-режиссера-драматурга сродни Шекспиру (в канонической версии) и Мольеру. То есть, это автор, вызревший в актерской среде, продолжавший играть (причем не только в своих пьесах, но и в пьесах коллег) уже тогда, когда его драмы обрели широкую известность. Конечно, между юным актером, выступавшим под псевдонимом Дэвид Бэрон в провинциальных английских труппах, и нынешним мэтром, получившим все важнейшие театральные награды, — дистанция в полвека, и все-таки это один и тот же человек, плоть от плоти театра, человек, способный выйти на пустую сцену, взять стул и начать играть. И можно не сомневаться, что каждый его выход станет откровением.
Вот уже несколько десятилетий театроведы всего мира трудятся над созданием целого словаря, пытаясь найти определение творчеству Пинтера, заключить его в те или иные эстетические рамки: «драма ожидания», «комедия угрозы», «пинтеровская пауза». Но Пинтер – ускользающая натура, он с трудом поддается классификации. В «Стороже» можно увидеть и метафизическую драму, и комедию «социального абсурда», в «Любовнике» – и антибуржуазный памфлет, и щекочущую нервы обывателя фантазию на извечную тему «мужское-женское», а «Горный язык» вообще тяготеет к политическому театру. На всем протяжении своего пути Пинтер постоянно менял правила игры и всегда был открыт новым веяниям в театре.
По справедливой формулировке Нобелевского комитета, «в своих пьесах Пинтер раскрывает пропасть между обыденностью и закрытыми пространствами подсознания». В подтверждение этому достаточно вспомнить киносценарий, написанный драматургом по знаменитой книге Джона Фаулза «Женщина французского лейтенанта». Пинтер придумал замечательный сюжетный ход, своего рода «фильм в фильме»: в параллель к основной любовной линии – роковой страсти аристократа Чарльза к падшей простолюдинке Саре – он сочинил роман между современными актерами Майком и Анной, играющими героев Фаулза. Таким образом удалось показать не только колоссальную дистанцию между современностью и викторианской эпохой, но и бездну, разверзшуюся внутри самого человека. Когда по окончании съемок Майк – Джереми Айронс обнаруживал, что Анна – Мерил Стрип покинула его навсегда, он в отчаянии кричал ей вслед: «Сара!», словно отказываясь возвращаться к повседневной жизни из околдовавшей его реальности фильма.
Профессор Колумбийского университета Остин Куигли, известный американский исследователь драматургии Пинтера, применяет к его творчеству формулу, которую в свое время использовал Том Стоппард, описывая состояние своих Розенкранца и Гильденстерна: «они постоянно заинтригованы, но их любопытство так и остается неудовлетворенным». Вот и нам, читателям и зрителям, бывает нелегко разобраться в том, что происходит в пьесах Пинтера. Но ведь именно в их таинственности, в их многозначности и заключена особая притягательность для театра.
В 1962 году Пинтер предупреждал: «Опасайтесь писателя, который навязывает вам свои идеи, твердит о своей важности, своей значимости, своем человеколюбии». Конечно, эту фразу можно понять как предостережение насчет тех, кто, как пел Галич, «знает, как надо». И в то же время, это слова не политика и не моралиста, а чистой воды театрального практика. Ведь, как писал другой театральный практик, У.С.Моэм, «идеи гибельны в драматургии потому, что, если они приемлемы, их принимают, а это убивает пьесу, которая способствовала их распространению». Таким образом, Пинтер говорил о том, что в театре нужно отсеивать вечное от сиюминутного – собственно театр от политики.
Возможно, именно благодаря тому, что драматург умел отделять зерна от плевел, его пьесы по сей день идут на многих сценах мира. В России спектакли по Пинтеру можно увидеть не только в обеих столицах, но и в Туле и Томске, Владимире и Кирове. А значит, драмы Пинтера, подобно пьесам Шекспира и Мольера, остаются тем хлебом насущным, без которого театр немыслим.
Так поздравим классика авангарда с юбилеем, пожелаем ему сил и мужества. Что же касается премии, то тут никуда не деться от избитого «лучше поздно, чем никогда». Впрочем, истинные знатоки и без всякой премии знали, что без Пинтера театр ХХ века был бы такой же «ничьей землей», как без О’Нила или Беккета.