Приветствуем вас в клубе любителей качественной серьезной литературы. Мы собираем информацию по Нобелевским лауреатам, обсуждаем достойных писателей, следим за новинками, пишем рецензии и отзывы.

Статья о пресс-конференции Орхана Памука в Москве [«Книжное обозрение», июнь 2006]

Параметры статьи

Относится к лауреату: 

Появившись на собственной пресс-конференции, Орхан Памук первым делом сфотографировал собравшихся журналистов. Как бы подчеркивая, что он приехал в Россию не как знаменитый писатель, а как простой турист. Путешествующий по чеховским и толстовским местам. То есть официально, конечно, все это называлось визитом, организованным Издательством Ольги Морозовой, журналом «Афиша» и Книжным клубом «36,6». Памуку интересна наша страна, в которой он до этого никогда не был. Хотя во многих его романах есть упоминания о России и русской культуре. Поскольку визит туристический, то официально никаких интервью Орхан-бей никому не давал, но согласился на пресс-конференцию, во время которой была представлена только что переведенная на русский язык книга Памука о его родном городе. Она называется «Стамбул. Город воспоминаний».

Город, который построил Памук

Писатель ссылается на немецкого философа Вальтера Беньямина – все книги о городах делятся на два типа: рассказы путешественников и воспоминания. Памук написал очень личную книгу про свой персональный Стамбул. Не ждите от этой книги фотографически точных описаний города, нет, это скорее цепочка черно-белых карандашных набросков, которые передают не столько изображение, сколько тоску, ностальгию. Откуда такое чувство? Тоска по городу детства, мифическому месту, куда уже никогда не вернуться? Воспоминания о том, как на фоне этих стен и этих улиц ругались мама и папа, как рушилась большая османская семья? Или это грусть, которую всегда навевает бывшая столица некогда могучей империи, теперь превратившаяся в главный город скромной республики?

Памук родился и прожил в Стамбуле почти всю жизнь. На его глазах менялся город и менялся уклад турецкой жизни. Кресла потеснили диваны и ковры, турки перестали сидеть по-турецки. Османские традиции разрушались, от поколения к поколению европеизация все больше и больше проникала в семьи стамбульцев. Богатые горажане, например, родители Памука, старались отдавать своих детей в иностранные колледжи, они же могли позволить себе выпить пива за обедом, при этом оставаясь добрыми мусульманами. «Если бы мою бабушку спросили, каких убеждений она придерживается, то она, конечно, ответила бы, что поддерживает реформы, начатые Мустафой Кемалем Ататюрком. Но, по правде говоря, ее, как и всех остальных стамбульцев, что Восток, что Запад интересовали весьма в малой степени». Бабушку не интересовали также история и архитектура старого Стамбула. Как, впрочем, и многих других горожан. Но не Памука. Он предлагает нам побродить вместе с ним по городу воспоминаний, и рассказ о своем детстве он переплетает с экскурсом в историю. «Дом семейства Памуков находился в районе Нишанташи, на краю обширного земельного участка, на котором некогда располагался сад, прилегающий к особняку одного высокопоставленного паши. Эта местность получила свое название благодаря камням, установленным на этих холмах в конце XVIII – начале ХIХ века, во время правления Селима III и Махмуда II – султанов-реформаторов, сторонников европеизации. Камни служили для обозначения места, где устанавливались пустые кувшины, по которым султаны развлечения ради стреляли из луков, а иногда и из пушек; на камнях были выбиты несколько стихотворных строчек, объясняющих, зачем они здесь стоят. Когда султаны, возжелав европейского комфорта и вообще перемен в духе европеизации, а также опасаясь чахотки, перебрались из дворца Топканы в построенные по их повелению дворцы Долмабахче и Йылдыз, на расположенном неподалеку холме Нишанташи стали строиться большие деревянные особняки министров, великих визирей и родственников султана. Лицей Ышык, где я закончил начальную школу, находился в особняке принца Юсуфа Иззедин-паши, потом я ходил в школу Шишли Теракки, расположенную в здании, некогда принадлежавшем главному визирю Халилю Рифат-паше. Пока я там учился, пока играл в футбол на школьных дворах, оба этих особняка были уничтожены пожаром. Здание напротив нашего дома было построено на развалинах особняка вельможи Фаик-бея. Единственным старым особняком в нашей округе, находившимся в хорошем состоянии, было построенное в конце XIX века каменное здание, которое служило резиденцией великих визирей; когда Османская империя рухнула, а столица была перенесена в Анкару, оно перешло в распоряжение губернаторов Стамбула. Чтобы сделать прививку от оспы, я ходил в особняк, принадлежавший еще одному паше османских времен».

В этом длинном и по-восточному цветистом абзаце нашлось место и фактам из биографии Памука, и рассказу об истории страны, смешались старая Османская империя и современная Турецкая Республика, оказались рядом футбол и особняки визирей, прививка от оспы и султаны, ради развлечения палящие из пушек, собственные воспоминания Орхана Памука и его книжные впечатления. Так будет и дальше. Вон про тот дом писал Флобер. Вот этого дома я боялся в детстве. Здесь жила моя тетя. А здесь часто снимали кино, в 1960-е годы турецкое кино по количеству снимаемых в год дешевых фильмов только чуть-чуть отставало от индийского. А здесь часто сидели актеры-неудачники, те, которые всю жизнь только и делали что играли роли второго плана. А вот там, ближе к Босфору, расположились виллы пашей. Только к середине восемнадцатого века богачи и вельможи оценили все преимущества особняка на берегу пролива. До этого на побережье Босфора селились бедные греческие рыбаки, и лишь потом здесь раскинулись шикарные дачи первых людей Стамбула. Впрочем, в шестидесятые годы все эти дворцы и виллы пришли в запустение. Стамбул детства Памука – это Стамбул развалин. Здания приходили в негодность не от войны, а от старости. Старые дома никто не пытался реставрировать, их просто разрушали. Не задумываясь о том, что разрушают исторические достопримечательности: ведь до туристического бума было еще далеко. В книге много черно-белых фотографий, Памук пишет, что его Стамбул – это черно-белый город. Город старый и ностальгический.

Сын Достоевского и Толстого

Памук, наверное, самый известный турецкий писатель. Своего рода лицо родной страны. А по совместительству еще и ее совесть. Полгода назад он помянул в одном из интервью про геноцид армян, за что был привлечен турецким правительством к суду. Соотечественникам-туркам не понравилось, что он вообще упоминает про этот факт турецкой истории. Армяне же сочли, что он сказал недостаточно. В результате в Москве Памук вынужден был отдуваться, отвечая на вопросы армянских журналистов, которых интересовало, есть ли шанс услышать от турецких властей официальное признание преступлений 90-летней давности.

– Это не международный вопрос, это вопрос свободы слова для Турции. Турки должны получить право свободно об этом говорить. Я надеюсь, что однажды это произойдет, но, к сожалению, не знаю, когда именно.

Вообще вопросы Памуку задавали самые разные, журналистка из Татарстана, например, спросила, слышал ли Памук про Казань и не хочет ли он посетить этот город. Писатель сказал, что, конечно же, слышал и даже знает, что в Казани живет некоторое количество турок. Но наиболее охотно Памук говорил о литературе и о своей книге:

– Я писал одновременно очерк о Стамбуле и своеобразные воспоминания о моей жизни от рождения и до 22 лет. Первоначально я хотел написать книгу только о городе, но потом я понял, что она выходит гораздо более личной, чем я думал. До 22 лет я хотел стать художником, я ходил по городу и делал зарисовки, подражая европейским художникам, посещавшим Стамбул. На мое восприятие родного города повлияли книги западных путешественников. Вообще меня постоянно мучили вопросы: что такое красивый урбанистический ландшафт и почему, собственно, мы считаем некоторые города красивыми? Правда ли, что критерий красоты навязан нам литературой и другими людьми? Этими вопросами я начал интересоваться в самом детстве, когда разглядывал рисунки Стамбула, читал воспоминания Жерара де Нерваля, Теофиля Готье, Гюстава Флобера. Эти французские писатели посещали Стамбул в середине XIX века.

– Должен ли писатель, который пишет про какой-либо город, постоянно находиться в этом городе?

– Я думаю, что столь жесткого правила не существует. Джеймс Джойс написал самую потрясающую книгу про Дублин, живя в Италии, а Достоевский гениально писал про Петербург, живя в Петербурге. Мне кажется, что для писателя главное – жить в том городе, где ему легче всего пишется.

– Вы ощущаете себя европейским или турецким писателем? Исламским или светским?

– Я пришел из исламской культуры, но я не очень религиозный человек. Мне кажется, ваш вопрос немного наивен. Это то же самое, если спросить, насколько православны Толстой или Достоевский. Разумеется, ислам – часть моей культуры, но это не делает меня исламским писателем.

– Как вы относитесь к постоянной вестернизации Турции?

– Вестернизация неизбежна, но Запад тоже никогда не остается неизменным. Он меняется, а мы меняемся, стремясь стать западными, но никогда этого не достигая. И это – часть нашей идентичности. А еще мы все время боимся потерять свою идентичность, и это типично турецкая проблема. Впрочем, насколько я знаю из Достоевского, у вас есть такая же мания. Сейчас для Турции это политический вопрос. Мы должны быть демократичным обществом, открытым для разнообразных влияний. Я считаю, что Турция всегда была, с одной стороны, страной традиционной, а с другой – современной, идущей в ногу со временем. И мне кажется, что эти две стороны турецкого характера сохранятся вечно.

– Много ли сейчас осталось зданий от старого Стамбула султанов?

– В принципе, в Стамбуле сохранились места, где за последние 80 лет ничего не изменилось. И я очень люблю бродить по таким местам. Однако недавно там появились туристы, а значит, скоро начнется реконструкция. Вообще соотношение реконструкции и сохранения старины – очень щекотливый вопрос. Если вы будете очень сильно стараться сохранить прошлое, то от него очень быстро ничего не останется. В моем детстве никто не пытался ничего сохранять, просто повсюду были старые развалины, но зато они были настоящими. Теперь, в эпоху глобализации, Европейский союз и ЮНЕСКО реставрируют разрушенные памятники – и тем самым изобретают новое прошлое.

– Как вы относитесь к русской литературе?

– Если существует в мире какая-нибудь литература, которая мне очень близка, то это, безусловно, русская литература. Есть четыре великих автора, которых я ценю больше всего, – Толстой, Достоевский, Чехов и Набоков.

– Традиционно противопоставление: Толстой или Достоевский. Кто из них вам ближе?

– Если вы спросите меня, кого из них я люблю больше, то я отвечу, что это некорректный вопрос. Это все равно что спрашивать: кого вы больше любите – папу или маму? Иногда папу, а иногда маму. И Толстой, и Достоевский воплощают глубину и богатство русской литературы. Достоевский представляет философский взгляд на мир, у Толстого тоже философский взгляд на мир, но это совершенно другая философия. Когда я взволнован – я чувствую в себе Достоевского, когда счастлив, когда получаю удовольствие, то включается толстовская часть моей души. Таким образом, в моей душе две стороны, в ней есть и Толстой, и Достоевский, и я не могу отрицать ни того, ни другого. Так что не стоит мучить ребенка вопросом, кого он больше любит – папу или маму.

Константин Мильчин