noblit.ru60 лет прошло после безоговорочной капитуляции Рейха. 60 лет — это возраст, в котором после долгой трудовой жизни можно заявить об уходе на пенсию. Столько времени уже прошло после тех событий, которые могут просочиться сквозь широкое сито воспоминаний и навсегда кануть в Лету. 60 лет назад я был ранен в ходе нашего хаотического отступления в области Лаузиц (славянский край Лужице в восточной Германии — прим. перев.) в правую ногу — эта рана, впрочем, быстро зажила. А еще в левом плече у меня сидел осколок гранаты размером с боб. Это было в Мариенбаде, городе, который американские солдаты превратили в военный госпиталь, а в соседнем Карлсбаде стояли советские войска.
В Мариенбаде я, семнадцатилетний кретин, который до самого конца верил в победу, и встретил 8 мая. Для меня это не было освобождением. Напротив, в моей душе родилось смутное чувство, ощущение того, что после полного разгрома ты стал всего лишь одним из многих побежденных. Если сейчас мы празднуем 8 мая каждый год и в наших красивых речах его называют днем освобождения — так это потому, что сейчас мы это прочувствовали, тем более, что сами немцы для своего освобождения ничего не сделали. В первые послевоенные годы наша жизнь состояла из голода, холода, отчаяния беженцев или переселенцев, переживших бомбежки. В 4 оккупационных зонах все усиливался наплыв беженцев и вынужденных переселенцев из Восточной и Западной Пруссии, Померании, Силезии, Судетской области, число которых в конце концов достигло 12 млн. Как-то справиться с этим смогли только произвольно распределяя жилье, которого катастрофически не хватало.
И только-только мы почувствовали свободу, как уже потребовалось принуждение: в обеих немецких республиках это позволило избежать постройки лагерей для беженцев. Таким образом, мы не допустили развития чувства ненависти и потребности в мести, которые зарождаются, когда люди долго живут в лагерях. Следствие этих чувств — террор и антитеррор, с которыми мы постоянно сталкиваемся сегодня.
Это была особенная работа. Ведь произвольная раздача жилья беженцем столкнулась с ксенофобским сопротивлением местного населения. Понимание того, что войну проиграли все немцы, а не только те, кто пережил бомбежки и лишился крова над головой, только-только зарождалось в наших умах. В нашей стране такое злобное отношение к иностранцам родилось уже давно, оно воспитывалось еще в отношениях между самими немцами. ’Подаренная свобода’ - так называлась речь, которую я произнес 8 мая 1985 г. в Берлинской Академии изобразительных искусств. В то время страна была еще разделена, и я тогда сравнивал два государства, их специфичную зависимость, их догматический материализм, их страхи и стремление к объединению. ’Подаренная свобода’ касалась лишь ФРГ. У восточных немцев не было такого шанса.
Двадцатью годами позже, после существенного увеличения территории ФРГ за счет бывшей ГДР, нужно задуматься о том, как она распорядилась этим подарком. Правильно ли мы воспользовались этой свободой, которую получили, не боровшись за нее? Достаточно ли сделали граждане западной Германии для того, чтобы компенсировать потери восточных немцев, на плечи которых лег основной груз этой войны, ведь ее начали и проиграли все немцы? И, в более широком смысле, достаточно ли независима наша парламентская демократия, чтобы справиться с проблемами, которые ставит перед нами XXI в.?
Спустя 15 лет после подписания договора об объединении Германии нужно признать, что, несмотря на значительные средства, выделенные на это, мы упустили объединение. С самого начала. Мелкие расчеты не дали тогдашнему правительству соблюсти записанное в Основном законе требование и предложить гражданам обеих республик новую конституцию, которую они бы выработали вместе. Не стоит удивляться тому, что немцы из восточных земель, которые попросту присоединили к ФРГ, чувствуют себя гражданами второго сорта. С экономической точки зрения, процент безработицы в восточных землях в два раза выше, чем на западе.
Миграция населения, которой боялись тогда, и из-за которой на востоке поспешно ввели дойчмарку, сегодня стала реальностью: пустеют целые деревни, города, регионы. Как только Трейланд* сделал свои дела, западно-немецкая промышленность и банки перестали вкладывать в восточные регионы необходимые для их развития и создания рабочих мест деньги. В такой ситуации парламент должен срочно что-то предпринять, если что-то еще можно исправить. И здесь снова возникает вопрос об эффективности парламентской демократии.
Я утверждаю, что наши свободно избранные депутаты более не свободны в своих действиях. Виной тому не партийная дисциплина: причина в плотно сжимающемся вокруг парламента кольце всякого рода лоббистов. Это лобби отвоевало себе право сказать свое веское слово, даже когда речь идет о написании законов. И законодатели становятся объектом насмешек, парламент — филиалом биржи, а демократия подчиняется мировому и космополитичному капиталу.
Как же тут удивляться, что возмущенные, взволнованные и в конце концов смирившиеся с таким положением дел граждане воротят нос от этих публичных дружеских сделок? Как удивляться тому, что они считают выборы простым фарсом и отказываются воспользоваться своим правом голоса? И снова встает вопрос — а что же стало с подаренной 60 лет назад свободой? Ее теперь оплачивают из биржевых прибылей? Наше конституционное наследие самого высокого уровня более не ставит гражданские права превыше всего, его растратили попусту, смешали с неолиберальными идеями нашей эпохи.
Теперь оно служит так называемой ’свободной’ рыночной экономике. Мы все видим, что происходит: реорганизация предприятий, в результате которой ликвидируются тысячи рабочих мест, биржевые курсы растут при каждом сообщении о мерах по рационализации, т. е. увольнениях рабочих и служащих. Все это мы рефлекторно считаем подходящей ценой за свободу. Последствия этой эволюции, замаскированной под глобализацию, ясно видны сегодня. Число безработных уже многие годы держится на очень высоком уровне и сегодня достигает 5 млн. человек; руководители предприятий постоянно отказываются от создания новых рабочих мест, не желая пожертвовать крупными прибылями, получаемыми, в частности, от экспорта; надежды на полную занятость рассеялись.
Немецкое слово ’солидарность’ появляется только в рубрике ’заимствования из иностранных языков’. Все рассуждают о гражданском обществе, но то, что складывается в ФРГ сегодня — это классовое общество, которое, казалось бы, мы уже давно похоронили. Это больше не предположение, а свершившийся факт: то, что называют сейчас неолиберализмом — это на самом деле возврат к зарождающемуся капитализму, отличительной чертой которого было пренебрежение к человеку.
Что же касается социальной рыночной экономики, которая когда-то была законченной моделью экономической и социальной политики, она выродилась в экономику свободного рынка. Когда 60 лет назад нам подарили свободу, побежденные не понимали, что произошло. Но понемногу они начали пользоваться этим подарком. Они учились демократии с присущей немцам тщательностью и стали образцовыми учениками. Сегодня мы видим, что их усилия заслуживают хотя бы оценки удовлетворительно. Мы привыкли к чередованию политических партий у власти. Поколение 68 года, которое сейчас прославляют и проклинают одновременно, принесло нам всем терпимость. Нам пришлось признать, что невозможно сбросить с наших плеч то, что лежит на них тяжким грузом и передается от отцов к детям, наше немецкое прошлое, которое всегда с нами, как бы далеко мы не уехали из Германии.
Нашей демократии пришлось преодолеть три основных рубежа. Четвертый еще впереди. Не будем забывать, что послевоенное восстановление ГДР проходило под неусыпным оком Сталина. На западе оно происходило в более благоприятных условиях. То, что мы сейчас называем ’экономическим чудом’ не было делом рук одного человека, а плодом сотрудничества различных слоев общества. Над этим работали в первую очередь беженцы и переселенцы, ведь им пришлось начинать все с нуля, у них ничего не было. Не нужно также забывать о роли иностранных рабочих, которых вежливо называли ’приглашенные рабочие’.
В то время главы предприятий примерно вкладывали каждую марку в создание новых рабочих мест. Профсоюзы и предприниматели явно усвоили, по каким причинам пала Веймарская республика и принуждали друг друга к компромиссам, обеспечивая, таким образом, социальное равновесие. Но в чрезмерном усердии и погоне за прибылью прошлое потихоньку забывалось. Только в 1960 г. сначала писатели, а потом молодежное движение, которое потом назвали ’студенческими протестами’, поставили вопрос о том, чего не могло требовать поколение, видевшее войну. Это движение на словах добивалось революции, но удовлетворилось реформами, почву для которых оно невольно подготовило.
Новый вызов был брошен после падения Берлинской стены, когда практически закончилось многолетнее разделение Европы, по крайней мере, с политической точки зрения. В течение сорока лет две немецких республики были скорее антагонистами, чем протагонистами. После объединения страна перестала развиваться. Ни правительству Коля, ни Шредеру не удалось исправить изначальные ошибки. Мы слишком поздно признали, что нашему государству угрожают не правые экстремисты, а скорее политическое бессилие, из-за которого граждане оказались во власти диктатуры экономики. 60 лет назад, когда III Рейх капитулировал, пришел конец системе властного террора. Она наводила на всю Европу ужас в течение всего 12 лет, но последствия ее ощутимы еще сейчас. Мы, немцы, постоянно ощущаем на себе ответственность за этот позор, который нам передали по наследству, и нас принуждали нести эту ответственность, когда мы колебались.
Многие поколения пережили это ощущение страданий, которые мы причинили другим и испытали сами. Мы часто должны были себя к этому принуждать. В отличие от других держав, которые живут со своим позором — Японией, Турцией, бывших колониальных держав — мы не освободились от тяжелого груза нашего прошлого. Оно останется частью нашей истории, постоянной угрозой нашей демократии. Как сознательные демократы, мы должны сопротивляться власти капитала, для которого человек — лишь машина, которая производит и потребляет. Если мы меняем подаренную свободу на биржевые прибыли, значит, 8 мая нас ничему не научило.
Гюнтер Грасс (Guenter Grass)
- Организация, которая занималась приватизацией государственных предприятий на востоке Германии
«Le Nouvel Observateur», Франция, 13 мая 2005.