Татьяна Баскакова, переводчик-германист, рассказывает о творчестве нобелевского лауреата 2009 года по литературе Герты Мюллер. По её мнению, в своих произведениях Мюллер пытается передать словами тяжёлый жизненный опыт, слова оказываются преображёнными.
Мюллер родилась в немецкой общине в Румынии, писательский стаж её составляет около тридцати лет, она член Немецкой академии языка и литературы. К настоящему времени на русском языке доступны две публикации художественной прозы Герты Мюллер, одна из которых вышла в «Иностранной литературе» в 2005 году и другая — в журнале «День и ночь» в 1999 году. Ещё один раз выходили стихи и раз — интервью.
Рассказы Мюллер читать тяжело — они погружают в омут неясных образов, которые суть поток мыслей рассказчицы, не подготовленный к коммуникации с читателем, вряд ли к ней стремящийся: «Устало я смела в ладони дёрганье со щёк. Даёт ли город в окне основание утверждать, что я здесь жила. Какая страна имеет довольно места, чтоб отразиться в оконном стекле. Пока что — говорит трава. На обочине зелено. Сколько — спрашивается — быть республике подмышкой президента. Плывёт и меняется облако. В утренних сумерках идти через этот парк. Что там за рабочий. Что за парк». Наверное, художественное сознание Мюллер вполне может быть иллюстрацией немецкого духа в классическом его понимании, со всей этой мрачной серьёзностью, отягощённостью проблемами бытия и неспособностью сколько-то комфортно ощутить себя в мире. Фраза Мюллер короткая, как всполохи мятущейся мысли, стиль тяготеет к фактографической точности, сочетающейся с кажущейся безэмоциональностью высказывания: «Три года назад Карл хотел уехать в горы. Прежде, чем Карл возвратился из деревни домой, его отец повесился в сарае. Карл увидел перед колодцем отцовские ботинки. Незадолго до смерти висельник ещё подумывал утопиться. Два года назад Карл хотел уехать к морю. Ежедневно почтальон перебрасывал через ворота газеты. Пенсию он Карлу не нёс. В прошлом году налоги были большие, и пенсии Карла не хватило. Двадцати лет штамповки болтов не хватало на один отпуск. В минувший год огород принадлежал Народному совету. Потом пришли звать на субботник. Потом пришёл счёт на электричество. Потом пришли из похоронного бюро. Сберегательная книжка Карла была пуста и подобна снегу. Деньги ушли в дрова на зиму. Когда растаял снег, во дворе крикнул цыган. Он менял кухонную посуду на старые перины. Уходя, он захватил очки Карла с собой. Карл хотел покинуть эту страну». Точность и скупость высказывания Мюллер подобна той бедности жизни в социалистической Румынии, которую она описывает, за счёт стилевой лаконичности происходит выведение повествования за рамки описываемого сюжета в сферу экзистенциального переживания, обобщённого понимания жизни. «... Он обратился с ходатайством к властям. Летом приехал брат Карла и привёз 8 тысяч марок. Ещё ровно столько же выложило за Карла бедным властям правительство всеобщего благоденствия. Поздней осенью прибыли землемеры из города. Они превратили дом в сумму, равную двум месячным зарплатам. Карл перепроверил. Его лёгкие гнали ярость в сердце. На деньги, полученные за дом, Карл купил зимнее пальто. Из сарая он достал топор. Медленно падал во дворе снег. Карл в зимнем пальто вырубал корневища виноградных лоз. Рубил он до глубокой ночи. Под медлительным снегом Карл прорубался за виноградные лозы. Переступив через виноградные лозы, Карл покинул эту страну».
Вот-вот состоится ещё одна публикация Мюллер: в октябрьском номере «ИЛ» за текущий год, который как раз должен поступить в продажу, будет опубликовано эссе писательницы «В молчании мы неприятны, а когда заговорим — смешны». В эссе, опубликованном в «Иностранной литературе», Мюллер вспоминает годы своего крестьянского детства и юности. Дороги памяти выводят её на философско-лингвистические обобщения. Присущее деревне (осмысленное) молчание она противопоставляет (бездумному) городскому разговору. Глубина молчания ассоциируется с тяжёлой и рыхлой землёй, поверхностность речи — с ровным и гладким асфальтом.
О художественном мире Герты Мюллер рассказывает переводчица Татьяна Баскакова.
— Как Вы могли бы охарактеризовать творчество Герты Мюллер?
— Мюллер начала с коротких рассказов. Это очень точная проза, с удивительным языком, у автора необычный взгляд, её художественная реальность — детская, сновидческая, при этом помещённая в социалистическую действительность. Мюллер пишет о жизни человека в условиях диктатуры. Главный, наверное, для неё вопрос — каким способом такой жёсткий опыт можно передать словами. Слова должны быть преображёнными. Так, в последнем её романе — о депортированных на Донбасс немцах и их лагерной жизни, есть образ — мне запомнился образ, связанный с лопатой. По-немецки «лопата» — Schaufel. Лопата похожа на сердце, и вот Мюллер изобретает слово Herzschaufel — «лопата сердца», для обозначения одного из персонажей романа. Тема романа близка шаламовской прозе, но язык Шаламова очень простой, а Мюллер экспериментирует со словом. Литература сегодня по большей части — чтиво, развлечение, прочитанные книги легко забываются. Мюллер легко читать нельзя, похоже, её сознательная позиция — затруднить восприятие читателя, с тем чтобы тот выполнял не столь пассивную роль, какую обычно на себя берёт читатель. Позиция Мюллер — удивлять необычным словом.
А её короткая проза очень похожа на стихи.
— Как Вы полагаете, почему Мюллер так мало переводили и печатали?
— Переводчик Мюллер сегодня только один — киевлянин Марк Белорусец (с ним вместе мы работали над переводами поэзии Пауля Целана). Белорусец пытался заинтересовать издателей переводами Мюллер, однако те до сего дня не хотели рисковать — печатать такую прозу рискованно, уж больно она некоммерческая. Насколько я знаю, у Белорусца есть ещё переводы Мюллер, которые пока не были напечатаны. К примеру, он переводил книгу эссе «Король кланяется и убивает», ещё какие-то ранние рассказы.
— Вы могли предположить, что Мюллер получит Нобелевскую премию?
— Ожидаемо ли это было? Нет, вряд ли... Хотя Мюллер входит в число трёх-четырёх лучших писателей Германии, по моим ощущениям, но я не думала, что ей дадут эту премию, потому что пишет она слишком сложно, и переводить её тоже нелегко. Мне казалось, она любима узким кругом. Я не думаю, что обилие публикаций, которые, безусловно, появятся у Мюллер — нобелевского лауреата, моментально принесёт ей читательскую любовь в России. К примеру, Эльфрида Елинек сейчас переведена почти вся, но вряд ли усвоена читателем в той же мере. Мы лишь постепенно понимаем, кто это.
— Можно ли определить литературную родословную Мюллер?
— Вообще же, если искать аналогии прозе Мюллер, то это, безусловно, проза Кафки — настроение и мировосприятие в целом соотносимы. Если же говорить о тематике Мюллер, то у неё, я бы сказала, есть две темы: деревня ветеранов войны — немецких солдат, бывших эсэсовцев, в которой она выросла, будучи дочерью своего отца, дала ей тему молчания о войне (по выражению Мюллер из одной её книги, «всё молчали мимо друг друга»); собственный жизненный выбор определил вторую её тему — преследований диссидентов в социалистической Румынии. В 1979 году она потеряла работу переводчика из-за того, что отказалась сотрудничать с тайной полицией. Недавно, кстати, она опубликовала статью о тайной полиции уже в современной Румынии. В ФРГ в 1987 году Мюллер переехала уже сложившимся, взрослым человеком, со своей судьбой. Конечно, Мюллер живёт во многом своим прошлым...
Беседовал Николай Кириллов