Литературная общественность была заинтригована тем, что нобелевским лауреатом по литературе 2012 года стал китайский писатель Мо Янь. Многие сразу же захотели ознакомиться с его творчеством, но обнаружили на русском языке всего один роман «Страна вина» в переводе Игоря Егорова. В этом году в его же переводе издан роман «Большая грудь, широкий зад». О толковании Мо Янем китайской истории и о духовных символах романа с Игорем ЕГОРОВЫМ побеседовала Мария ПАНКЕВИЧ.
– Когда Льва Толстого попросили коротко рассказать о сюжете «Анны Карениной» для французской газеты, он ответил, что этого нельзя сделать ни коротко, ни по-французски. Расскажите, пожалуйста, вы, как переводчик, который сравнивал личность Льва Толстого с личностью Мо Яня: чем книга Мо Яня интересна русскому читателю?
– Со Львом Толстым я его не сравнивал, лишь использовал ленинскую формулировку о «матером человечище». Хотя Толстой пристально интересовался Китаем. Его, блестящего артиллерийского офицера, даже приглашали после Крымской войны в Китай советником, но он отказался, потому что ушел со службы, решив посвятить себя литературе. Толстой до самой смерти знакомился с сочинениями Лао-цзы, Мэн-цзы, Конфуция, Мо Ди в переводах на английский Джеймса Легге, пытался популяризировать их в России. Толстой выступил поразительным ясновидцем в отношении будущего Китая. В статье 1906 года «Китайскому народу от христианина» он писал: «…ужаснее всего то, что совершается теперь среди вас, предстоит опасность того, что они поработят и развратят вас так же, как они поработили и развратили людей нашего мира в Европе и Америке, заслонив от них то учение истины, которое дает людям благо, и сделав из них безвольных, бессильных и довольных своим рабством рабов, служащих орудием доставления животных наслаждений грубой шайке разбойников. Опасность, предстоящая вам, состоит в том, что, заразившись, с одной стороны, обаянием вооруженной силы, основанной на убийстве, проповедуемой и проявляемой шайкой разбойников, а с другой – прелестью игрушечных удобств и блеска того, что они называют культурой, вы отстанете от мудрых учений своих руководителей, великого Конфуция, учащего истинной добродетели и средствам достижения ее внутренними усилиями, и незаметно для самих себя лишитесь своих добродетелей – трудолюбия, миролюбия, уважения, и подпадете под ту же ужасную власть, влезающую в сокровеннейшие изгибы души человека, под которой гибнет и чахнет теперешнее европейское человечество». А вот коротко рассказать, чем роман «Большая грудь, широкий зад» может быть интересен для русского читателя, действительно непросто. Приведу характеристику романа, которую дало жюри литературного журнала «Дацзя» после публикации этого произведения частями и присуждения ему первой премии этого журнала, что вызвало резкий протест консервативных критиков: «Большая грудь, широкий зад» – это великолепное литературное пиршество с простым незатейливым названием. В нем с бесстрашием, непоколебимой стойкостью и страстью Мо Янь рассказал об исторической эволюции китайского общества на протяжении почти всего двадцатого столетия… Это литературный шедевр, написанный в характерном для автора стиле». В романе Мо Янь предпринимает попытку дать свое толкование современной китайской истории, в ряде случаев опровергая ее канонизированное изображение. В отличие от традиции исторических романов в Китае, в которых на передний план выдвигаются исторические события, у Мо Яня они занимают второстепенное положение в жизни главных героев. Наиболее точную оценку «Большой груди...» дал, представляется, переводчик произведений Мо Яня Говард Гольдблатт в предисловии к английскому изданию романа: «Мо Янь признавался в одном из эссе в 1995 году, что «желание написать его было вызвано глубоким восхищением своей матерью, а название пришло в голову после созерцания древней статуэтки – женской фигурки из камня с выступающими грудью и ягодицами». Мо Янь далее отмечает, что он «при написании романа задался целью исследовать самую суть человечности, прославить мать и материнство и объединить в едином символе материнство и землю». По свидетельству Гольдблатта, Мо Янь выразился так: «Вы можете не читать другие мои романы, но «Большую грудь, широкий зад» нужно прочесть обязательно. В нем я пишу обо всем: об истории, войне, политике, голоде, религии, любви и сексе». Для русского читателя книга может быть интересна во многих отношениях. Во-первых, это знакомство с современной китайской литературой, с одним из лучших ее образцов, что дает представление об успехах, достигнутых китайскими писателями за каких-то 30 лет после начала реформ в стране. Во-вторых, это, будем надеяться, начало восполнения удручающего пробела в знаниях об этой великой стране. Ну, и, конечно, это встреча с творчеством талантливого литератора, который уже перешагнул границы Китая, его книги с восторгом принимают читатели всего мира.
– Книга начинается со сравнения родов женщины и ослицы, и больше заботы достается животному, нежели героине романа. Роман пронизан жестокостью, достаточно вспомнить сцену насилия в церкви, где бродят 28 черных ослов. Что значат эти символы?
– В силу тысячелетней традиции, согласно которой приносить жертвы предкам, заботящимся о благоденствии рода, мог только потомок-мужчина, рождение девочки воспринималось лишь как появление лишнего рта, от которого стремились избавиться. После замужества женщина оставалась бесправной и получала какое-то положение в семье лишь после рождения ребенка, конечно, мальчика. При таком отношении прибавлению среди домашних животных, помощников в нелегком крестьянском труде оказывали больше внимания. В романе это усугубляется тем, что до этих родов у рожающей Шангуань Лу были семь девочек подряд, для китайской семьи трагедия. Церковь, конечно же, символ веры. Хочу обратить внимание, что «Большая грудь...» – наверное, единственный роман в китайской литературе, который начинается с описания образа Девы Марии с младенцем и заканчивается словом «аминь». Да, там есть осквернение храма, ироничное описание ангелочков и жужубового Иисуса, который не помог пастору Мюррею защитить от осквернения храм и любимую женщину. Но церковь постоянно упоминается в романе, она устояла во время всех жестоких испытаний, выпавших на долю жителей Гаоми, ее снесли лишь в наше время, но возродили, хоть и маленькую и не такую красивую. Устояла и вера Матери, которая приняла ее всем сердцем после жестоких страданий, то, что называется «из глубины воззвав».
– Шангуань Цзинтунь – полукровка, на чем не раз заостряется внимание. Не выпад ли это в сторону европейской цивилизации?
– Думаю, выбор Мо Яня обусловлен стремлением выделить главного героя, сделать его не таким, как все. Общее внимание к его непохожести на остальных ничего доброго не приносит Цзиньтуну, который даже успевает привыкнуть к тому, что он – «тот самый ублюдок из семьи Шангуань». И конечно, это пример традиционного отношения в народе к иностранцам, «заморским варварам», которые не знают и знать не хотят, как подобает себя вести. Такое отношение ярко иллюстрируется сценой издевательства над пастором Мюрреем, иностранцем, обратившимся к ворвавшимся туда молодцам не только по-китайски, но и на чистейшем дунбэйском диалекте. Но извечное непонимание между китайской и европейской цивилизациями у автора не главное. Безжалостно рисуя нелестный портрет главного героя, Мо Янь хочет привлечь внимание к обусловленному историческими унижениями ослаблению китайского характера. В подобном подходе автор не одинок. Современный китайский литератор Цзян Жун в романе «Тотем волка» сравнивает кочевников-монголов с волками, а китайцев – с овцами. А в романе «Моя государева судьбина» (в русском переводе «Последний император») китайского писателя Су Туна главный герой, в результате интриг своей монаршей бабки оказавшийся на троне, слабоволием и жестокостью приводит царство к гибели.
– Давайте поговорим о сестрах семейства Шангуань. Это необычные, незаурядные женщины, страстные, отчаянные, упрямые. Почему автор не пощадил ни одной из них? Что означают их образы?
– Позволю себе вновь процитировать Гольдблатта: «Из шести мужских персонажей романа, за исключением одного иностранца, один – бывший патриот, который пошел на сотрудничество с японцами, другой – предводитель националистов, а еще двое – коммунисты. Все они становятся мужьями семи дочерей Матери, но ее похвалу заслуживает лишь один – националист. «Он хоть и сволочь, но настоящий мужчина, – говорит она. – В прежние времена такие, как он, рождались раз в восемь–десять лет, а нынче, боюсь, их и вовсе не будет». Сестры семьи Шангуань выступают как дополнение к образу Матери, ее отношение к ним подчеркивает ее доброту и женскую суть. Образы сестер позволяют дать более полную картину судьбы женщины в Китае, старом и новом, глубоко затронуть темы любви и женственности. Отношение к сестрам – еще один штрих отношения к семье Шангуань со стороны односельчан. Вспомним хотя бы реакцию женщин на поведение бывшей проститутки Сянди в ответ на публичное издевательство. Или слова «правого» Го Вэньхао: «Из ублюдков настоящие мужчины вырастают. Ваша семья вон какая необычная. И Ша Юэлян, и Сыма Ку, и Пичуга Хань, и Сунь Буянь, и Бэббит». Все перечисленные персонажи – мужья или мужчины, с которыми имели дело сестры Шангуань.
– Мо Янь – явление для современной китайской и мировой литературы, говорят, его имя знает каждый грамотный китаец. Расскажите о личности писателя.
– Мо Яня можно назвать вершиной достигнутого в современной китайской литературе на сегодняшний день. Как отмечал Ли Цзинцзэ, известный китайский критик, главный редактор влиятельного литературного журнала «Жэньминь вэньсюэ» («Народная литература»), «по своему духовному настрою произведения Мо Яня более китайские, чем у любого другого писателя, он обладает... силой, имеющей глубокие корни в земле Китая». Мо Янь считает, что пишет реалистическую, зачастую историческую прозу, но его, как считает Гольдблатт, «мало интересуют официальная история и установленные «факты». Для него привычное дело – смешивать фольклорные верования, необычную животную образность и самые различные придуманные приемы повествования с историческими реальностями – общенациональными и местными, официальными и простонародными. Это дает ему возможность создавать... произведения с интересной для любого читателя тематикой и действующей на уровне интуиции образностью, которые легко становятся достоянием других народов». Сам писатель в нобелевской речи охарактеризовал себя как «сказителя». Там же он рассказывает о малой родине, и литературной родине тоже, об уезде Гаоми, о матери и своей истории. Жизнь писателя прочитывается в жизни его персонажей, поэтому он не считает нужным распространяться о своей персоне. Кто он такой, каковы его взгляды – об этом можно узнать из его произведений.
– Какие штампы в рецензиях, критике о Мо Яне вас раздражают больше всего и почему?
– Нелестные оценки не раздражают. Они, мне кажется, свидетельствуют, что их авторы незнакомы с творчеством Мо Яня и впоследствии изменят мнение. Другое дело, когда эти оценки продиктованы политической конъюнктурой. Но это не имеет отношения к литературе. Самому Мо Яню к критике, в том числе и весьма жесткой, не привыкать. Когда я спрашивал его разрешения опубликовать отрывок из «Страны вина» в русской версии журнала «Плейбой», он разрешил и добавил, что в Японии некоторые вообще считают его порнографическим, автором. Мо Янь – боец и слишком сильный человек, чтобы обращать внимание на неглубокую или тенденциозную критику. Незачем защищать его, как пытаются вставать на защиту Бога некоторые неофиты. Лучше всего за Мо Яня скажут его книги.