
Проза смоленского писателя Олега Ермакова выросла из богатого жизненного опыта. О войне в Афганистане он написал в романе «Знак зверя», об анархизме, которому он симпатизирует, - в романах «Радуга и вереск» и «Голубиная книга анархизма», о Байкальском заповеднике – в книге «Песнь тунгуса». Последняя работа получила премию «Ясная поляна» в номинации «Выбор читателей» в 2017 году. В этой книге о Байкале писатель предстает почти мизантропом. Он не любит людей, которые оставляют много следов. Куда милее ему местные эвенки, которые живут, не нарушая ритма природы. А вот пришлые русские – это разрушители. Не все, конечно, но многие. Как построить счастье в согласии с природой? Очень просто: нужно упразднить государство. Именно к этой идее приходят некоторые герои, живущие в Байкальском заповеднике. Правда, все это больше напоминает досужие размышления об утопии. В 1980-х годах Советский Союз находится на последнем издыхании, но почувствовать полной свободы еще не дает. Герои этой книги хотят дышать полной грудью, но пока не получается. Государственный аппарат насилия еще слишком силен.
В романе рассказана история молодого эвенка (или тунгуса – это слова-синонимы) Миши Мальчакитова, который никому ничего не хотел доказывать, но стал жертвой репрессивной государственной машины. Он родился и вырос на Байкале, и знает здесь каждый уголок. С юности он хотел быть охотником. Этого желания не отбило даже то, что его дед погиб на охоте, а родители утонули. Рос Миша с бабушкой в семье дяди и тети. Но охотником в заповеднике быть нельзя. Можно быть разве что лесничим или зооветтехником, вот последнюю стезю Мише и выбрали. Он некоторое время учился в Иркутске в техникуме, но образования не закончил. Он просто не смог стать в городе своим, даже деньги раздавал знакомым, не умея ими распорядиться самостоятельно. Потом его забрали в армию, откуда он безуспешно пытался сбежать. А когда вернулся в заповедник, с ним случилась трагедия – его обвинили в поджоге местных телестанции и магазина. Убежавшего после таких обвинений в тайгу эвенка подстрелила высланная в погоню группа милиционеров и лесников, так что непонятно теперь даже выживет ли он. Это первая часть истории.
Вторая часть связана с русскими людьми, служащими в заповеднике. Они проживают в крохотном поселке посреди гор и тайги. В нем всего лишь одна улица, а электричество вырабатывает электростанция с большими перебоями. Свет бывает только несколько часов в день. Правда, есть общественная библиотека, где Библию, конечно, не достать, зато есть «Капитал» и иллюстрированное многотомное собрание по всемирной истории. Двери на замок никто не закрывает, кругом дикая природа, в поселке нередко встретишь забредающих медведей. Жизнь здесь как у полярников, потому что несколько месяцев в году поселок полностью отрезан от Большой земли. Жаль только, что со стоматологией беда. В воде нехватка фтора, поэтому почти у всех кариес, а стоматологи прилетают лишь изредка.
Люди занимаются разными профессиями, есть лесничие, пекари, кузнецы, пожарные и милиционеры. Но это не значит, что этим они занимались всю жизнь. Работа в заповеднике - это не работа в традиционном понимании, прежде чем выполнять которую несколько лет учатся. Работа в заповеднике - это пристанище, может быть, последнее пристанище. Многие попали в заповедник то ли по романтическому призванию, то ли желая убежать от жизни на Большой земле. И там, на Большой земле, они могли быть кем угодно – политиками, спортсменами, актерами. Они просто решили изменить жизнь и оказались здесь. Поэтому в заповеднике можно встретить странных людей любого рода – от непризнанных мыслителей до спасителей человечества. Впрочем, и они редко оседают на одном месте. Заповедников в СССР было больше ста, вот романтики и кочуют из одного в другой. Не обошел Ермаков и тему спецпереселенцев - есть среди жителей Байкала и те, кого советская власть посчитала преступниками.
На первых страницах романа мы следим за тем, как высланный отряд милиционеров и лесников гонится за эвенком Мишей Мальчакитовым, которого обвиняют в поджоге. Среди преследователей и совсем юный уроженец Смоленска Олег Шустов. Он прибыл на Байкал из романтических побуждений. Участие в погоне является для него сложной моральной дилеммой. Он знал Мишу и прекрасно понимал, что никакого поджога тот организовать не мог. Поэтому лучше бы, чтобы Мишу вообще не поймали. Олег вообще прибыл в заповедник созерцать, а не действовать. Вот только покоя нет и здесь. Над ним висит дамоклов меч государства – ему необходимо явиться в военкомат, и единственная причина, почему он этого еще не сделал, это нелетная погода, не позволяющая ему покинуть поселок. Олег человек мечтательный и творческий, он ведет дневник и замечает приметы природы. Меньше всего ему хочется идти в армию. Кроме того, у него здесь появилась девушка Кристина. Хорошо бы остаться с ней в заповеднике. Пока же ему удается немного насладиться ускользающей свободой. Он отчасти повторяет путь, пройденный мистиками прошлого. Для него все идет своим чередом, а сам он чувствует, что идет по пути в никуда. Но именно это ему, видимо, и нужно.
Ермаков позже обрисует подробнее ситуацию с поджогом. Казалось бы, Миша вполне мог пойти на это. Когда-то, до прихода русского царя, эвенкам здесь принадлежало все. Они были сами себе хозяевами и никому не подчинялись. А потом пришли русские и все поломали. Обязали эвенков служить и жить по новым законам. Кому это понравится? Вот Миша и мог решить отомстить. Тем не менее мы не увидим реального расследования и не узнаем подлинных виновных, но поймем другое – даже здесь, в заповеднике, плетутся интриги, борются интересы, происходят предательства и наговоры. По-человечески становится совершенно понятно, что Миша не мог совершить такого преступления. Шустов объясняет это очень просто: родовой зверь Миши – это безобидная кабарга, а вовсе не хищник вроде волка или медведя. К тому же слишком уж очевидна выгода других, более порочных людей. Вообще небольшой поселковый мирок расколется на два лагеря. Одни – карьеристы, насколько это вообще возможно в местных масштабах, а другие – мечтатели-анархисты, которые, получив хоть малейшую власть, первым шагом планируют отменить любую власть. Эти мечтатели-анархисты хотели бы вообще отказаться в заповеднике от административно-хозяйственной деятельности и вместо этого превратить его в место чистого созерцания. Для них анархия – это именно безвластие, но вовсе не беззаконие. В общем, это будет борьба государства и свободы в миниатюре.
Байкал у Ермакова, конечно, романтичен, но это очень грозная романтика для сильных и суровых людей. Про озеро писатель говорит так: «Байкал не прощает промашек и бьет с отмаху да и топит словно слепых котят всех без разбору: и тех же матерых отцов, и тех же юношей…» Если что случится в тайге, помощи ждать неоткуда. В зимовьях посреди леса даже не бывает простейших аптечек, да и сами лесники с собой их не берут - то ли по беспечности, то ли из суеверия. Нет даже бинта и йода. Более того, лесникам очень неохотно выдают ружья, а ведь защищать себя иногда приходится. Тайга – это не только свобода, но и машина по уничтожению всего живого и рукотворного. Как-то Миша Мальчакитов обнаружил древнее захоронение, так вот эта древность – это всего лишь время его прабабушки. Найти что-то более старое в тайге невозможно, все слишком быстро превращается в плесень и труху – и ткани, и дерево, и кости. Байкал имеет те же свойства – состав его воды таков, что она растворяет все. Поэтому сваи на озере делают из сверхпрочного цемента. В общем, идеальное место чтобы свести счеты с жизнью, если ты хочешь, чтобы от тебя вообще ничего не осталось. Поэтому человек может выжить в тайге только борясь с ней, просто под этой борьбой не нужно понимать уничтожение природы. Это скорее борьба за выживание. И поэтому здесь так важны простые и естественные символы вроде огня. Когда Олег Шустов после холода сидит у огня с милиционерами и лесничими, он ощущает счастье братства, хотя совсем не любит этих людей и уж точно не стал бы с ними брататься. А как ему их любить? Милиционеры уже открыто угрожают ему статьей за уклонение от службы в армии и презрительно наблюдают за тем, как он пописывает свой дневник.
Ермаков не очень заостряет национальную тему, но и полностью скрыть ее не может. Кем являются русские на Байкале? Агрессивными завоевателями или благодетелями? Издревле здесь жили эвенки. Они были кочевниками и, хотя были малочисленны, расселились по огромной территории от Охотского моря до Енисея и от Байкала до низовьев Лены. Но скорее всего так было не от хорошей жизни, ведь эвенкам всегда угрожали монголы, буряты и русские. В конце концов, русский царь сделал их своими подданными. Теперь бывшие охотники и хозяева этих мест должны были работать на российских предприятиях и служить в российской армии. Но нравится это далеко не всем. Миша Мальчакитов, вероятно, как раз воплощает эту историческую страсть своего народа к свободе. Он уже не знает эвенкийского языка и говорит только по-русски, но сохранил сам дух предков. Трагедия же в том, что он не может выступить как герой, побеждающий врагов, а вынужден только убегать. Но убегает он с песней, и вообще все звуки Байкала для его слуха слагаются в небесную гармонию, даже не предназначенную для людей.
Впрочем, сказать, что все русские у Ермакова являются злыми притеснителями, тоже нельзя. Многие из жителей поселка сочувствуют Мише Мальчакитову. И особенно вчерашний школьник, а ныне молодой лесник Олег Шустов, который, оказавшись в тайге, однажды на мгновение будто почувствовал, что постиг природу и, значит, сам стал эвенком. Бабушка Миши Мальчакитова как-то говорила, что даже когда ты один в тайге, всегда есть кто-то еще, «невидимый, внимательный, великий, не зверь и не человек». Сам Миша высмеивал эти представления, но на уровне ощущений наверняка ощущал их правдивость. Вот что-то подобное способен прочувствовать и Олег Шустов. Это большое достижение для советского гражданина, ведь на современный взгляд эвенки люди очень темные и вряд ли имеет смысл становиться похожими на них. Например, эвенки полагают, что история их народа началась на Венере, при этом вся их жизнь обставлена бесчисленным количеством ритуалов, которые отражают страх перед силами природы и неудачей на охоте:
Не говори, что добудешь лося, оленя, волка, медведя, соболя, нерпу, — ветры донесут зверю, он и не пойдет в твою сторону. А убив, тоже не хвастайся, снова ветры донесут. И кости съеденного зверя в огонь не бросай. Шкуру лося не сдирай с головы, а то он другим запретит тебе попадаться. И следи, чтоб собака не жрала голову, ноги или копыта дикаря-оленя. И роженице не давай мясо лося или дикого оленя, чтоб не спугнуть впредь удачу. И мужику нельзя есть шейный позвонок дикого оленя или лося.
Да, русский царь сделал эвенков своими подданными, но он в то же время запустил кампанию по охране местных соболей. Конечно, причиной тому было то, что царскому правительству не хватало денег для ведения войны, но тем не менее. Ведь соболь был страшно дорог. И прибайкальский соболь был в несколько раз дороже соболя, добытого всего-то в каких-нибудь ста в километрах от Байкала.
О роли русских на этих землях разгорается целый спор. Первый аргумент такой: именно русские остановили вырубку тайги и исчезновение соболя, потому что безвольные эвенки сами указывали охотникам места за бутылку водки. На этот аргумент есть возражение: соболя пусть и спасли, зато построили завод на Байкале и залили чистейшее озеро нечистотами. И ведь целлюлозный комбинат строили именно для военных нужд. На это снова контраргумент: если бы русские не построили его для своей армии, то китайцы построили бы его для своей.
История взаимоотношений русских и эвенков, очевидно, не была гладкой. Сейчас все эвенки, конечно, хорошо знают русский язык, а многие из них частично утратили связь с традицией. Но Ермаков, мягко указывая на репрессивный характер советского государства, вовсе не демонизирует всех русских. Например, один милиционер, вроде бы стоящий на стороне властей, говорит о том, что для эвенков следовало бы создать отдельное законодательство. И все же для Ермакова лучшие из русских это те, кто с эвенками в одной лодке. Миша Мальчакитов хотел отринуть человеческие законы и стать охотником. А русские мечтатели-анархисты вовсе не террористы с гранатами, а мирные любители созерцания, чей внутренний мир вполне может описываться буддийскими категориями. Пекарь из третьей части романа прямо говорит, что весь мир живых и неживых сущностей уравновешивается сияющим ничто. Он ценит Чжуан Цзы и Лао Цзы за их философию недеяния. Нужно не совершать поступки, а рождать мысли, и именно этому должно поспособствовать чистое созерцание. И вообще нужно строить не антропоцентричный, а биоцентричный мир, в котором человек является только гостем. Дикая природа важнее истины, а наиболее красиво то, что бесполезно, это уже если вспомнить слова Канта. Поэтому Байкал должен стать бесполезным. В заповеднике действительно легко увлечься такой философией, хотя и сюда, до Байкала, уже достает умирающее дыхание разлагающего Советского Союза. Девушка Кристина сообщает Олегу Шустову, что в Петербурге уже показывают «Андрея Рублева» Тарковского, а сам Шустов, забравшись на вышку для наблюдения за пожаробезопасностью, слушает западные радиостанции.
Грозная романтика Байкала дарит свободу героям этой книги только на мгновение. Миша Мальчакитов свободен, пока убегает и поет, Олег Шустов свободен, пока находится на вышке со своим радиоприемником и дневником, анархисты поселка свободны в своих фантазиях. Но похоже, что никто из этих людей не добьется полного освобождения. От Большой земли, ее властей и законов исходит далекая, но ощутимая угроза. Советский Союз разрушается, но хватка его еще крепка. Как говорит Кристина, девушка Олега Шустова, «монстр дышит в затылок». Вот об этом и роман Олега Ермакова – о попытке освободиться от государства вдали от развитой цивилизации. Байкал может подарить мгновение свободы, но по большому счету сам нуждается в спасении от человека.
Сергей Сиротин