Тони Моррисон могла бы стать излюбленным объектом противников Нобелевской премии. Женщина, негритянка, да еще и книги у нее про рабство. Есть где расцвести обличительному красноречию. Наша задача показать, почему этого допускать не следует.
Книга «Возлюбленная» («Beloved»), как гласит любая аннотация, повествует о чернокожей женщине, предпочетшей убить собственного ребенка, чтобы не отдавать его в рабство. Роман, однако, не исчерпывается подобной постановкой проблемы и обнаруживает в себе всестороннее исследование вообще менталитета чернокожих рабов. Исходя из этого, он с трудом может быть представлен как ответ на социальный заказ. Скорее он попытка художественного исследования, оставляющая, несмотря на очевидные выводы, пространство для обсуждения. Хронологически повествование охватывает примерно двадцать лет, в которые включаются 1862-65 года — года повсеместной отмены рабства. Географически охватывает несколько штатов Америки.
Понимание сюжета по ходу чтения может составить некоторую трудность. Но только для тех, кто жаждет мгновенной ясности. Сюжет не прямолинеен и не ретроспективен. Он разбит на большие куски-сцены, идущие один за другим почти хаотически, безо всякого порядка. Но это скорее впечатление. Истина же, по-видимому, в том, что такой подход становится единственной возможной логикой в жизни человека, продвигающегося к сумасшествию. И это опять же понятно только в конце. Однако надо попытаться собрать эти куски, хотя бы некоторые из них, для изложения самой общей сути. Чтобы это сделать, потребуется прибегнуть к формулам самой книги.
Когда-то давно, еще отмены рабства, негритянка Сэти перешла к «хорошим белым» — хозяевам, которые единственные из всех обращались с «черными» по-человечески. Их дом назывался Милым домом. Из негров, кроме Сэти, в нем жили несколько мужчин: несколько Полей (Paul) с порядковыми обозначениями A, D, F, Сиксо («шесть-о») и Халле — муж Сэти. Белые хозяева, которые действительно были добры, разрешили Халле выкупить свою старую мать Бэби Сагз, и к шестидесяти годам та обрела свободу стараниями сына. О ней позаботились ее же владельцы: они дали ей целый двухэтажный дом в личное пользование, обязав разве что выполнять кое-какую несложную работу, за отдельные, впрочем, деньги. История Сэти, невестки Бэби Сагз, — это история бегства и постоянного страха. Когда в Милом доме умер «белый хозяин», на смену ему пришел некий «учитель», исповедующий совсем другие принципы воспитания. При нем жизнь стала невыносимой, и Сэти, будучи беременной, убежала. Перебравшись через реку, она достигла дома Бэби Сагз уже с ребенком на руках, названным ею Денвер по фамилии белой девушки, помогшей ей родить. Несколько лет спустя Сэти, ковыряясь в огороде, вдруг почувствовала приближение того самого учителя. В ней сработал неведомый инстикт. Она схватила всех своих детей и заперлась в сарае. К моменту, когда ее удалось остановить, она успела убить младшую дочь. Ее посадили в тюрьму. Когда она вышла, то стала жить с особенным желанием во всем разобраться.
Разумеется, прежде всего интересен итог. Надо сказать, что итог печален. К Сэти возвращается образ убитой дочери, и со временем он приобретает над ней полную власть. Художественная сторона здесь в прямом смысле воспроизводит «магический реализм», однако это не реализм типа маркесовского. У Маркеса все невозможное равноценно, как слагаемые одной картины бедствия мира. У Моррисон невозможность исключительна и избирательна и имеет отношение к заведомо еще не побежденному внутреннему миру Сэти. Эклектизм «Возлюбленной» на этом не заканчивается. В образе Халле, мужа Сэти, которому из Милого дома убежать не удалось, отчетливо запечатлено обостренное экзистенциальное действие. Диковатая ирония «Стены» Сартра и особенно история о том, «как товарищ выкрасил в красный цвет голову, разделся догола и повесился» в «Футболе 1860 года» Оэ, вероятно, могли бы послужить прообразом методологии Моррисон в этом случае. Про Халле часто говорится, что он «вымазал маслом лицо», не имея сил быть свидетелем несправедливости. И только. Даже судьба его неизвестна. Действие здесь, как и у Оэ, оказывается первичнее размышления.
Заслуга Моррисон в изображении негров именно как части американского общества, а не как революционной ячейки (что было бы проще). И хотя «общество» здесь не очень удачное слово, т. к. предполагает знание всеми своих прав, тем не менее это так. То, что негры как бы отделились от американцев, проявилось в способе их мышления и практически привело к тому, что они утратили всяческую самобытность. Формально, да и по существу, их стремление только в том, чтобы быть с белыми на равных, и в том, что это невозможно, виноваты белые.
Даже образованные, те, кто долго учился — чернокожие доктора, учителя, газетчики и бизнесмены, — оказывались перед слишком трудной задачей. Мало того что им приходилось вовсю работать головой, чтобы как-то продвинуться, они были вынуждены нести бремя всей своей расы. И умная голова тут не помогала. Белые люди полагали, что при любом образовании внутри каждого чернокожего непроходимые джунгли. Бурлят не пригодные для навигации реки, раскачиваются на ветках и испускают дикие крики бабуины, спят ядовитые змеи. А красные десны чернокожих жаждут их сладкой белой крови. <...> Чем больше старались цветные убедить белых, что на самом деле негры — люди добрые, мягкие, умные, любящие, чем больше тратили сил, пытаясь объяснить, что некоторые из вещей, в которые верят негры, не подлежат сомнению, тем глубже и непроходимей становились джунгли. Но эти джунгли черные не привезли с собой со своей бывшей родины, из другого мира. Нет, эти джунгли насаждали в них белые. И они разрастались, прорастали вглубь, сквозь их жизни; и даже после их смерти джунгли продолжали расти, пока не захватили и самих белых, которые дали им жизнь. Каждого из них джунгли изменяли до неузнаваемости. Они сделались кровожадными, бессмысленно жестокими — какими даже сами они не хотели быть, — ибо смертельно боялись тех джунглей, что насадили своей рукой. Тот вопящий на ветке бабуин жил, оказывается, в их собственной душе, под их белой кожей; и те страшные красные десны были их собственными деснами.
После освобождения негры образовали молодой народ, в чем-то похожий на легендарные древние народы. Неспешный быт, локальные новости и представление о какой-то внешней таинственной жизни. Некоторые персонажи «Возлюбленной» представляют собой фольклорные нестареющие образы, да и конец книги мог бы послужить иллюстрацией к жизни какого-нибудь племени. Он описывает ситуацию, когда человек не в состоянии сам справиться со своими проблемами и ему на помощь приходит коллектив, в чьем опыте содержатся ответы на все вопросы.
Книга вряд ли понравится любителям так называемого острого сюжета. Она скорее относится к типичному бытовому роману с типичным романным построением, разве что с композиционными инверсиями. Повествование равномерно, объемно в деталях и размышлениях. Учитывая специфичность темы и ее постоянное размусоливание в субкультурах, книга может быть рекомендована как очередной ответственный и художественный взгляд на нее.